Изменить размер шрифта - +
Ибо начинавшееся как дело о предумышленном убийстве гр. Мурзакова, теперь это было его личное дело. А точнее сказать — наваждение.

Есть люди, которые с головой уходят в сериалы, влюбляясь в телевизионных персонажей и сопереживая им от всей души, как самым родным и близким. Есть безумцы, обливающиеся слезами над вымыслом, над книжками карманного формата в недолговечном бумажном переплете; и никто не убедит их, что жизнь, протекающая на шероховатых страницах плохонькой газетной бумаги, придумана и уже потому менее важна и значительна, нежели окружающий реальный мир. Они, зрители и читатели, давно живут в другой реальности, с удивлением разглядывая остальных аборигенов, погрязших в серой действительности будней.

Прежде Варчук относился к подобным людям иронично, с усмешкой, полагая их не вполне здравомыслящими и адекватными. Не то чтобы уж совсем безумцами, но теми, про кого иногда говорят, что у них «клепок в голове не хватает». И вот она, ирония судьбы. Он сам — образец трезвомыслия и рассудительности, человек, обстоятельный до занудства, в чем-то даже скучный, сам попал в эту ловушку.

История странной женщины и ее многочисленных родственников и друзей затягивала похлеще, нежели лихо закрученный детектив или слезливая мелодрама. Чем больше майор наблюдал за Татьяной, ее загадочными, почти всегда непонятными поступками, тем сильнее ему хотелось ближе узнать ее, проникнуть в ее тайну. Он выучил ее скупую биографию, выяснил детали и подробности многих событий, но не стал ни на йоту ближе к разгадке. А еще, исподволь, незаметно росло иное чувство: Николай стремился все время быть рядом, чтобы успеть помочь, защитить, подставить плечо в трудную минуту, если будет нужно.

Не зря говорят, что охота пуще неволи. Забывая об усталости, о том, что он давно уже толком не отдыхал и не развлекался, Варчук изыскивал любую возможность разузнать побольше об объекте своего наблюдения, хоть как-то понять ее.

И сегодня они с Сахалтуевым пребывали в полном ступоре: Юрка притарабанил копию налоговой декларации гражданки Зглиницкой, которая не только не прояснила суть дела, но и окончательно запутала доблестных оперов.

— Ничего не понимаю, — пожаловался капитан, устраиваясь за столом с очевидным намерением дописать наконец протокол и отправить дело в канцелярию, но ежесекундно отвлекаясь на обсуждение последних новостей. — Я грешным делом думал, что она такая себе хищница, акула: охотится на богатых мужичков в поисках самой выгодной партии.

— Она другая, как ты еще не понял? — хмуро сказал Николай, которому было обидно слышать подобные вещи о Татьяне; впрочем, он прекрасно представлял себе, как выглядит его заступничество. — Иначе бы она давно уже вышла замуж за этого своего Бабуина. По-моему, на наших просторах жениха выгоднее и быть не может.

— Я же ни в чем ее не обвиняю! — рассердился Юрка. — Я просто рассматривал самую вероятную версию.

— Ты предубежденно относишься к женщинам, — заметил майор, и у Сахалтуева просто челюсть отвисла, когда он это услышал из уст главного женоненавистника страны. — А среди них бывают благородные и кристально честные.

— Что новенького, господа? Всем здрасьте! — весело приветствовал начальство Артем, тащивший целую кипу папок. — Вот, Юрий Иваныч, все, что вы просили.

— А не маловато будет? — ужаснулся Сахалтуев.

— Я не виноват, — пожал плечами стажер. — Как обстоят дела на невидимом фронте?

— Хотелось бы сказать, что без перемен, — не стал скрытничать Николай, — но есть новости. Наша Татьяна оказалась весьма и весьма состоятельной женщиной. Не просто обеспеченной, — не дал он стажеру и рта открыть, поскольку предвидел вопрос, — а даже по заграничным меркам вполне богатой.

Быстрый переход