Нам вдогонку слышался крик первого юриста:

— Надзиратели! Не оставляйте обвиняемого без надзора!

И тут же над столом появились лица тех самых двух частных полицейских в зеленом, но, встретившись со мной взглядом, мгновенно скрылись.

Мы, точно сговорившись, помчались по темному туннелю.

Я не имел ни малейшего представления, как мы из него выберемся. Вдруг совершенно неожиданно мы обнаружили, что бежим по зоопарку, жадно ловя ртом воздух. Пораженные, мы остановились и обернулись назад — там росла огромная акация с большущим дуплом, вокруг нее с громким жужжанием летали два шершня.

В это время раздался звонок — зоопарк закрывался. Наступил вечер. Детей уже не было, и в неправдоподобной тишине играли в пятнашки лишь обертки от конфет и опавшая листва.

Мы вышли к клетке с жирафом. Мне хотелось быстрее пройти мимо, но Ёко остановилась возле нее. У меня душа ушла в пятки, я отвернулся и попытался спрятаться за спину Ёко.

Но жираф все же заметил меня. Вытянув длинную шею, он — точно плыл по воздуху — приблизился ко мне. В панике я схватил Ёко за руку:

— Поторопимся, а то закроют.

Но Ёко не двинулась с места.

— Ничего страшного, служебный вход всегда открыт, — сказала она. — Какой приветливый жираф. Очень приятное животное.

— Боюсь жирафов, — сказал я, чувствуя себя неловко.

— Ну что за странный человек, — засмеялась Ёко. Она, казалось, и не собирается отходить от клетки.

Я готов был пойти на любое вранье, лишь бы увести ее отсюда.

— Нам уже машут флажком, дают знак, что закрываются.

Но Ёко оставалась невозмутимой.

— Да нет, это флажок на прокатной лодке.

Ёко рвала траву и совала в клетку, гладила жирафа — я всерьез забеспокоился.

— Можем в ближайшее воскресенье снова прийти сюда.

Только после моих слов Ёко наконец отошла от клетки.

— Ближайшее воскресенье завтра. Согласна.

Смеясь, она быстро двинулась вперед. Я страшно поразился и раскаялся. Если бы я знал, что она с такой легкостью отойдет, я бы не сказал ей ни слова.

Мы вышли из зоопарка, асфальтированная дорога между двумя полосами по бокам казалась белоснежной.

Мы пошли медленнее.

— Ну и измучились же мы, — сказала Ёко.

Я кивнул, но мысленно покачал головой: «Нет, я не устал, но если до завтрашнего дня мне не удастся договориться с визитной карточкой, эти минуты станут для меня последней прогулкой приговоренного к смертной казни. Чтобы объяснить, почему я не смогу прийти в зоопарк, мне придется откровенно рассказать тебе обо всем».

— Там и лев, наверное, есть? — сказала Ёко. — Предвкушаю, какое удовольствие я получу. После окончания школы я впервые попаду туда. В котором часу мы встретимся? У ворот зоопарка в десять, а?

Я согласно кивнул, но в глубине души решил другое: «В десять... Но если бы ты знала всю правду, что тогда? Наверняка посмеялась бы надо мной».

Неожиданно я с нежностью подумал о настоящем. Я подумал даже: чтобы не быть погребенным под чужими следами, надо запечатлевать буквально каждый свой шаг. Увидев на плече Ёко муху, я подумал, что навсегда сохраню ее в своей памяти. Увидев, как блеснуло окно в лучах заходящего солнца, решил, что и через десять лет не забуду этого блеска. Увидев гусеницу, висящую на паутинке, протянутой между ветвями платана, подумал, что эта гусеница станет вехой моих воспоминаний.

Художник с платановой аллеи, с холстом под мышкой, быстрыми шагами обогнал нас. Вслед за ним, горделиво уперев руки в бока, шел бродяжка. Я поспешил опустить голову и сделал вид, что не знаю ни художника, ни бродяжку.

Переглядываясь, мы некоторое время стояли у моего дома.