— О биографии? — Раппапорт была явно удивлена. — Не автобиографии? Это нечто из ряда вон выходящее. Кто же это, кого Марк удостоил такого отличия?
— Лаура Чейз.
Ответом было молчание. Подождав немного, Терри решила заговорить первой:
— У него была кассета. Лаура Чейз исповедуется своему психотерапевту. Он хотел, чтобы Мария прослушала запись.
— Понимаю. — Тон собеседницы был странно спокоен. — Что рассказывала Лаура Чейз?
Терри молчала в нерешительности. От Пэйджита она получила строжайшее указание не обсуждать без крайней необходимости с кем бы то ни было содержание кассеты: оно способно вызвать скандал, оскорбительный для семьи Джеймса Кольта и всех тех, кто продолжает любить его.
— Дело не подлежит разглашению, — замялась она. — И я не думаю, что кто-то захочет этого.
И сама почувствовала в собственных словах неуверенность и возможность уступки.
— Вы не думаете, — сухо заявила Раппапорт, — но именно я хочу этого.
Терри ощутила, что нить, связующая их, была готова вот-вот оборваться.
— Это о Лауре Чейз и сенаторе Кольте, — наконец произнесла она. — Уик-энд в Палм-Спрингс как раз накануне ее гибели, тогда она слишком много выпила и приняла много наркотиков.
Терри сделала паузу.
— Кольт привел двух друзей. На кассете Лаура Чейз рассказывает, что они проделывали с ней.
Опять последовало долгое молчание. Потом Раппапорт спокойно спросила:
— Марк действительно слушал ее?
— Да. — Уловив напряжение в своем голосе, Терри тоже сделала паузу. — Мария говорит, что это возбуждало его. Он и насиловать ее пытался, когда звучала запись.
Молчание в трубке длилось и длилось. Уже не секундами исчислялось оно, счет подошел к минуте, и лишь тогда снова раздался голос Мелиссы Раппапорт:
— Думаю, нам надо поговорить. С глазу на глаз.
Пэйджит взял телефонную трубку. Она спросила без предисловий:
— Как Карло?
Мгновение Пэйджит молчал. Пала тьма, ярко горели огни города, совсем как тогда, — а было это лишь прошлым вечером, перед тем ее телефонным звонком, изменившим все и вся.
— Потрясающе, — холодно ответил он. — Не только его родители снова знамениты. Когда сегодня утром он пошел в школу, на улице его поджидали репортеры. Так что одиночество ему не грозит.
Мария игнорировала его тон.
— Друзья Карло знают обо мне?
— Пока нет. Но представь себе, какая карьера ждет нашего сына. Мне, пожалуй, даже понравилось бы лицо Карло на обложке «Пипл» на фоне его свидетельства о рождении.
— Зачем ты паясничаешь?
— О, я действительно мечтаю об этом. — Взгляд Пэйджита был устремлен в окно. — Кто-то как-то сказал мне, что сарказм — спасительная замена гневу. Воспитание не позволяет мне давать волю гневу в столь трудный для тебя момент. Перефразируя то, что я говорил вчера вечером нашим друзьям-телевизионщикам, можно сказать: те, кто близко знаком с тобой, попытаются проявить к тебе такое же сострадание, как и те, кто знает тебя лишь по телепередачам.
Пэйджит скорее почувствовал, чем услышал раздраженное дыхание.
— Знаешь, Крис, ты в самом деле ублюдок.
Странно, подумал он, в ее словах до сих пор прежняя обида.
— Ты мне это уже говорила. В тот вечер, когда окончательно развеялись иллюзии, это было пятнадцать лет назад.
Мария помолчала.
— Ну, хорошо, — подвела она итог. — Извини мою назойливость и позволь мне вернуться к теме, которая меня волнует больше всего. |