— К нам в Запретный город редко попадают интересные чужестранцы, — сказала она, подходя к ним с кубком в одной руке и прутом в другой. — Обычно лишь кочевники наталкиваются на город, жалкие и умирающие от жажды, голода и проклятого солнца. — Рукой с хлыстом она обвела в воздухе сложный знак, и тот же знак сделал мужчина в маске. Упоминание о солнце явно считалось чем-то скверным. — И вот прибыли совсем другие, необычные люди. Может, это и есть начало давно предсказанной судьбы? — Она приставила прут к подбородку Акилы и заставила ее приподнять голову. — Я никогда не думала, что может существовать женщина такая, как ты: огромное сильное животное, обладающее определенной красотой. — Она вдруг взглянула на мужчину в маске: — Ты так не считаешь, Аббад?

— Она уродлива, — сказал мужчина, но Конан расслышал ложь в его словах — под маской этот человек чуть ли не облизывал губы. — Скорее всего, это вообще не человеческие существа, а какой-то вид пустынных обезьян.

— Я так не думаю, — сказала женщина, усмехнувшись. — И даже не думай меня обманывать. Ты испытываешь к ней вожделение, я в этом тебя не виню. Наша бледная порода не может предложить такого зрелого, полного жизни тела. — Она посмотрела на Конана. «Этот дикарь, наверное, силен как бык», — мелькнула у ней мысль. Затем она резко повернулась к мужчине в маске. — Но сейчас их не трогай! Они мои, и делать я с ними буду то, что захочу!

Мужчина поклонился с плохо скрытой враждебностью:

— Я никогда не буду противиться твоим желаниям, Омия.

— То-то же. Теперь ступай. Об этом поговорим позже.

Мужчина неохотно развернулся и вышел. Женщина проводила его взглядом, улыбаясь. Затем она села на подушки прямо перед пленниками. Если бы руки их не были связаны, они легко бы убили ее.

Конан подумал, понимает ли она, что он без особых усилий может убить ее ударом ноги. Конечно, он останется прикованным к полу. Она, без сомнения, учла это.

— Моим гостям нужно подкрепиться, — сказала Омия.

Через несколько секунд четыре рабыни присели перед Конаном и Акилой. Две держали чашки, а другие две по подносу с лакомствами. Акила отвернула голову, но Конан сказал ей:

— Ешь. Сила нужна.

Неохотно она отхлебнула из чашки, поданной рабыней, затем откусила кусочек пирожного, поднесенного ей ко рту другой рабыней. Конан сделал то же самое. Вино он нашел вполне сносным, хотя оно и имело горький привкус. Пища казалась пресной, почти безвкусной и по консистенции напоминала грибы.

— Так-то лучше, — произнесла их стражница. Она повернулась к Акиле: — И что искали здесь ваши друзья?

Акила пожала широкими плечами:

— Они сказали, что ищут сокровища, оставленные в этом городе тысячи лет назад. Теперь я в их словах не уверена.

Омия засмеялась и захлопала в ладоши:

— Сокровища! Действительно, сокровищ у нас более чем достаточно! У нас даже есть нечто получше!

— Что это за место? — спросила Акила. — Как люди могут жить под землей, будто муравьи, никогда не видя солнца?

Лицо женщины в маске исказилось, и прут оставил на щеке царицы красную полосу.

— Здесь вопросы задаю я! — Глаза Омии глядели с почти безумной яростью. Затем вдруг в ней снова произошла быстрая перемена настроения, и она нежно погладила рукой кожу, на которой оставила отметину. — Тебе в первую очередь следует понимать, какое зло несет солнце.