– Для чего же… – снова попытался заговорить Соллий, но Балдыка с неожиданной для умирающего силой стиснул его руку:

    – Ты – из Дома Близнецов, верно?

    – Да…

    – Я просил прислать ко мне книгочея!

    Соллий во все глаза глядел на Балдыку. Человек, можно сказать, одной ногой уже в могиле. Долгая, неизлечимая болезнь выбелила его некогда загорелую кожу, одела лицо морщинками. Пальцы истончали – а ведь некогда, по всему видать, хваткой обладали медвежьей. Для чего такому человеку на смертном одре потребовался книгочей? Каких знаний жаждет его душа – жаждет столь сильно, что и последних мгновений жизни расточить на ученую беседу не пожалеет?

    Собравшись с силами, больной заговорил снова:

    – Купец… аррант… завещал вам один манускрипт…

    Соллий так и подскочил на месте, выронив кису. Балдыка усмехнулся, откровенно довольный произведенным эффектом:

    – Что, удивил я тебя напоследок?

    Соллий вдруг весь напрягся. Шею вытянул – да так и застыл. Почуял нутром: услышит сейчас что-то настолько важное, что и загубленное, пропавшее для работы утро покажется светлым. И даже лекарское бессилие перед смертью, торжествующей здесь победу, – даже оно не в силах омрачить надвигающейся радости.

    – Под периной у меня поищи, – сказал Балдыка. Чуть повернув голову, ревниво стал следить, как Соллий торопливо шарит под пышной пуховой периной. – В головах смотри, непутевый, – добавил досадливо.

    Соллий наконец нащупал и вытащил сверток, перевязанный широкой шелковой лентой.

    – Этот? – выдохнул он, поднося к глазам Балдыки драгоценную находку.

    – Да ты разверни… разверни… – попросил Балдыка.

    Соллий осторожно снял обертку, отложил в сторону ленту – да так и задохнулся. Перед ним оказались те самые сорок листов книжных миниатюр с недостающим текстом и пояснениями. Прикасаясь к ним с благоговением и опаской, как к сокровищу, и все еще не веря, что не грезит от усталости, пав лицом на рукопись в библиотеке Дома Близнецов, Соллий трясущимися пальцами перебрал листы. На каждом подолгу задерживал взгляд, любуясь тонкой, почти ювелирной работой художника.

    Не только точность деталей, сразу проясняющая более половины тех невнятных рассуждений, над расшифровкой которых столько времени бился Соллий, но и своеобразный, довольно острый юмор отличали стиль неведомого мастера. Вот больному желчекаменной болезнью делают сложнейшую операцию, а молоденький помощник лекаря выпучил от удивления и ужаса глаза – кажется, вот-вот бедняга хлопнется без чувств. А вот лекарь рассматривает на просвет мочу больного в банке, а кошка вьется у него под ногами, явно изнывая от любопытства…

    – Нравится? – спросил Балдыка.

    Ученик Богов-Близнецов вдруг обнаружил, что, потрясенный чудесной находкой, совершенно позабыл о том, в каком месте находится. Голос Балдыки вывел его из оцепенения.

    – Как к тебе попали эти листы, почтеннейший? – не удержался от вопроса Соллий.

    Балдыка усмехнулся и потер бороду.

    – Видишь ли, сын мой, я работал секретарем у покойного Гафана.