Изменить размер шрифта - +
..
   Сердито затоптав окурок, он вошел в  подъезд,  стал  медленно,  отяжелело
подниматься по лестнице. Переживания от сюрпризов  сегодняшнего  вечера  уже
схлынули даже то, что  он  невольно  оказался  соучастником  натуральнейшего
грабежа, больше не беспокоило - ладно, и в самом деле сошло с  рук,  кто  бы
подумал, что эти дела проходят так просто и буднично....
   Навстречу попался новый сосед, купивший  месяц  назад  квартиру  у  вдовы
Черемхова, - словно бы некие неведомые силы решили усугубить все свалившееся
на Родиона, сосед тоже был из Кожаных, сытенький кругло-мордый крепыш...
   Правда, поздоровался он вежливо, отводя взгляд. Вот  уже  две  недели  он
старательно, пряча глаза, здоровался первым - с тех пор, как по пьянке  стал
на лестнице приставать к Лике, тащила квартиру послушать музычку, хватал  за
рукав, отпускал хамские комплименты. Родион, узнав, рванулся было  начистить
ему  морду,  но  Лика  со  своей  обычной  непреклонностью  удержала,  потом
позвонила к себе на фирму, приехали какие-то ребятки, которых Родион  так  и
не видел, слышал только, как они, вежливо поговорив  с  Ликой  на  площадке,
позвонили к соседу. С тех пор сосед стал шелковым - но Родиону  такой  финал
лишь прибавил тягостных переживаний. Еще раз в его  бытие  ворвалась  новая,
незнакомая и непонятная жизнь, от которой невозможно было скрыться...
   Захлопнув за собой  дверь,  он  постоял,  прислушиваясь.  Громко  работал
телевизор, на фоне лающей иностранной речи  гундосил  переводчик  -  значит,
опять видак... Вздохнув, он снял кроссовки,  повесил  куртку  на  вешалку  и
направился в дочкину комнату.
   Она и головы не повернула на звук распахнувшейся двери - развалившись  на
диване, зачарованно  созерцала,  как  Майкл  Дуглас,  выставив  перед  собой
громадный  пистолет,  с  ошалевшим  взглядом  мечется  по  каким-то   пустым
коридорам. Ага, "Основной инстинкт",  узнал  он  вскоре.  Черт,  но  там  же
похабных сцен выше крыши...
   - Добрый вечер, Зайка, - сказал он напряженно.
   Зоя нажала  кнопочку  на  дистанционке,  заставив  изображение  замереть,
взглянула на него не то чтобы враждебно или досадливо - просто-напросто  без
малейших эмоций. И это было больно. "Мы ее теряем, мы ее теряем!" -  обожают
орать  киношные  американские  врачи.  Именно  так  и  обстоит.  Он  уже  не
подозревал - знал, что безвозвратно теряет дочку, она остается  послушной  и
благонравной, но отдаляется все  дальше,  становится  неизмеримо  чужой,  не
презирает, но и не уважает, подсмеивается все чаще, беззлобно, но, что самое
печальное, уже привычно.  Папочка  стал  смешным,  неудачником,  чудаком.  А
мамочка, соответственно, светом в окошке. И ничего тут  не  поделаешь,  хоть
голову себе разбей. Он остается, а Зайка  уходит  в  новую  жизнь.  Где  все
ценности Родиона - никакие и не ценности вовсе...
   Дочка смотрела выжидательно.  На  юном  личике  так  и  читалось:  "Когда
уберешься, зануда? Мешаешь ведь!"  Неловко  шагнув  вперед,  Родион  положил
рядом  с  черной  дистанционкой  большую  плитку  шоколада,   купленную   за
одиннадцать тысяч на Маркса.
Быстрый переход