-  Эту оставить, эту оставить… оставить, я сказал! Не видите: голова в кровище?!

    На земле осталось лежать несколько женских тел, и Мишке даже не хотелось выяснять: убиты они или только потеряли сознание. Настроение и без того было, отнюдь, не радужным, а тут еще трое раненых, как командовать дальше, непонятно, и вообще: Младшая стража, во главе со своим старшиной, занималась сейчас тем, чем в исторических книгах и фильмах занимались исключительно отрицательные персонажи. Все, вроде бы, понятно: XII век, захват полона, грабеж захваченного селения - обычное дело со всеми сопутствующими жестокостями и перегибами, но на душе было как-то муторно. Все воспитание русского, советского человека мишкиного поколения, с младенчества было «заточено» на сопротивление захватчикам и освобождение угнетенных - начиная с детских сказок и школьных уроков истории, и кончая воспоминаниями родителей о недавно отгремевшей Отечественной войне.

    На хуторе Мишка себя захватчиком не чувствовал, может быть потому, что пьяные стражники ассоциировались у него с чем-то, вроде полицаев, а сейчас… Тупо сидящие на земле окровавленные женщины, брошенный в доме младенец… а дальше, ведь, пойдет откровенное мародерство - острог сначала зачистят от немногих спрятавшихся жителей, а потом пойдут по домам, собирая все, что покажется ценным, и уже после того, как нагрузят телеги и вьюки добычей, полоняникам разрешат собрать оставшиеся пожитки.

    Так Алексей объяснил последовательность действий еще на «предварительном инструктаже», и уже тогда Мишка понял, что руководить этим «процессом» ему не по душе, а сейчас на поверхность сознания, в очередной раз, вылезло ощущение чуждости и нереальности происходящего.

    «М-да, сэр, как сказал однажды Остап Бендер: „Киса, мы чужие на этом празднике жизни“. Для всех присутствующих, происходящее, пусть жестокая, но понятная реальность жизни, а вы, сэр, тут как белая ворона в стае. Придется вымазаться под общий цвет, иначе заклюют. Се ля ви, туды ее в качель!»

    С облегчением ощущая, как поднимающаяся изнутри злость смывает «гуманистические терзания», Мишка нашел глазами Артемия и распорядился:

    -  Урядник Артемий, дать двоих в помощь лекарю!

    -  У меня и так двое раненых! - попробовал возражать Артемий, но Мишка не стал слушать:

    -  Выполнять!

    -  Слушаюсь, господин старшина!

    -  Старший урядник Дмитрий!

    -  Здесь, господин старшина!

    -  Сейчас наставники пойдут дома проверять, выдели каждому по пять отроков. Первый десяток не трогай - от них выставлены дозорные.

    -  Слушаюсь, господин старшина!

    Мишка огляделся, раздумывая, какие еще распоряжения от него требуются, и что имел в виду Алексей, когда велел командовать, а не спать. На глаза попался Анисим, выезжающий в сопровождении отроков из второго проулка, видимо, где-то внутри острога нашелся поперечный проход.

    -  Господин старшина! - заорал Варлам - Мы там двоих оружных застрелили!

    Мишка машинально кивнул, а сам в это время пытался сообразить, откуда на завалинке дома, мимо которого проезжал Анисим с отроками оказался старик - только что, вроде бы, никого не было и вот, сидит. Весь совершенно седой, сгорбленный, голову опустил, ни на кого не смотрит.