1851, после 20 мая

Наш век

         Не плоть, а дух растлился в наши дни,

         И человек отчаянно тоскует…

         Он к свету рвется из ночной тени

         И, свет обретши, ропщет и бунтует.

         Безверием палим и иссушен,

         Невыносимое он днесь выносит…

         И сознает свою погибель он,

         И жаждет веры – но о ней не просит…

         Не скажет ввек, с молитвой и слезой,

         Как ни скорбит перед замкнутой дверью:

         «Впусти меня! – Я верю, Боже мой!

         Приди на помощь моему неверью!..»

    10 июня 1851

Волна и дума

         Дума за думой, волна за волной —

         Два проявленья стихии одной:

         В сердце ли тесном, в безбрежном ли море,

         Здесь – в заключении, там – на просторе, —

         Тот же все вечный прибой и отбой,

         Тот же все призрак тревожно-пустой.

    14 июля 1851

«Не остывшая от зною…»

         Не остывшая от зною,

         Ночь июльская блистала…

         И над тусклою землею

         Небо, полное грозою,

         Все в зарницах трепетало…

         Словно тяжкие ресницы

         Подымались над землею,

         И сквозь беглые зарницы

         Чьи-то грозные зеницы

         Загоралися порою…

    14 июля 1851

«В разлуке есть высокое значенье14…»

         В разлуке есть высокое значенье[14 - Обращено ко второй жене поэта Эрнестине Федоровне.]:

         Как ни люби, хоть день один, хоть век,

         Любовь есть сон, а сон – одно мгновенье,

         И рано ль, поздно ль пробужденье,

         А должен наконец проснуться человек…

    6 августа 1851

«Как весел грохот летних бурь…»

         Как весел грохот летних бурь,

         Когда, взметая прах летучий,

         Гроза, нахлынувшая тучей,

         Смутит небесную лазурь

         И опрометчиво-безумно

         Вдруг на дубраву набежит,

         И вся дубрава задрожит

         Широколиственно и шумно!.