|
В гордыне твоей иль в слепоте моей все дело, или в том, что рано об этом говорить, но ей- же Богу, мне сегодня странно, что, будучи кругом в долгу, поскольку ограждал так плохо тебя от худших бед, могу от этого избавить вздоха. Грядущее есть форма тьмы, сравнимая с ночным покоем. В том будущем, о коем мы не знаем ничего, о коем, по крайности, сказать одно сейчас я в состояньи точно: что порознь нам суждено с тобой в нем пребывать, и то, что оно уже настало -- рёв метели, превращенье крика в глухое толковище слов есть первая его улика -- в том будущем есть нечто, вещь, способная утешить или -- настолько-то мой голос вещ! -- занять воображенье в стиле рассказов Шахразады, с той лишь разницей, что это больше посмертный, чем весьма простой страх смерти у нее -- позволь же сейчас, на языке родных осин, тебя утешить; и да пусть тени на снегу от них толпятся как триумф Эвклида. ___ Когда ты вспомнишь обо мне, дня, месяца, Господня Лета такого-то, в чужой стране, за тридевять земель -- а это гласит о двадцати восьми возможностях -- и каплей влаги зрачок вооружишь, возьми перо и чистый лист бумаги и перпендикуляр стоймя восставь, как небесам опору, меж нашими с тобой двумя -- да, точками: ведь мы в ту пору уменьшимся и там, Бог весть, невидимые друг для друга, почтем еще с тобой за честь слыть точками; итак, разлука есть проведение прямой, и жаждущая встречи пара любовников -- твой взгляд и мой -- к вершине перпендикуляра поднимется, не отыскав убежища, помимо горних высот, до ломоты в висках; и это ли не треугольник? Рассмотрим же фигуру ту, которая в другую пору заставила бы нас в поту холодном пробуждаться, полу- безумных лезть под кран, дабы рассудок не спалила злоба; и если от такой судьбы избавлены мы были оба -- от ревности, примет, комет, от приворотов, порч, снадобья -- то, видимо, лишь на предмет черчения его подобья. |
