|
1970, Ялта Страх Вечером входишь в подъезд, и звук шагов тебе самому страшен настолько, что твой испуг одушевляет тьму. Будь ты другим и имей черты другие, и, пряча дрожь, по лестнице шел бы такой как ты, ты б уже поднял нож. Но здесь только ты; и когда с трудом ты двери своей достиг, ты хлопаешь ею -- и в грохоте том твой предательский крик. 1970 x x x -- Ты знаешь, сколько Сидорову лет? -- -- Который еще Сидоров? -- Да брось ты! Который приезжал к Петрову в гости. На "Волге". -- Этот старый драндулет? -- -- Напрасно ты валяешь дурака. Все наши так и вешаются бабы ему на шею... Сколько ты дала бы ему? -- Я не дала бы... сорока. -- -- Какой мужик! и сорока-то нет, а все уже: машина и квартира. Мне всё дыханье аж перехватило, когда вошел он в Колькин кабинет. -- -- Чего он с Николаем? -- Чертежи. Какие-то конструкции... а в профиль он как киноактер. -- Обычный кобель, всех дел, что на колесах. -- Не скажи... -- -- Ты лучше бы смотрела за своим! В чем ходит! Отощал! -- Поедет в отпуск, там нагуляет. -- А чего ваш отпрыск, племяш мой то есть? -- Навязался с ним. Пойми, мне нужен Сидоров. Он весь... -- Ты просто сука. -- Сука я, не сука, но, как завижу Сидорова, сухо и горячо мне делается здесь. 1970 Чаепитие "Сегодня ночью снился мне Петров. Он, как живой, стоял у изголовья. Я думала спросить насчет здоровья, но поняла бестактность этик слов". Она вздохнула и перевела взгляд на гравюру в деревянной рамке, где человек в соломенной панамку сопровождал угрюмого вола. Петров женат был на ее сестре, но он любил свояченицу; в этом сознавшись ей, он позапрошлым летом, поехав в отпуск, утонул в Днестре. Вол. Рисовое поле. Небосвод. Погонщик. Плуг. Под бороздою новой как зернышки: "на память Ивановой" и вовсе неразборчивое: "от..." Чай выпит. |
