|
А когда, как не в первой молодости художника чувство его бывает живее и пламеннее, фантазия игривее и радужнее? А где, как не в первых произведениях поэта кипит и горит и колышется бурною волною его свежее чувство? Следовательно, какие же, как не первые его произведения, более верны, истинны, не натянуты, живы, вдохновенны, чужды вычур и гримас риторических?.. Помните ли вы юного поэта Веневитинова? Посмотрите, какая у него точность и простота в выражении, как у него всякое слово на своем месте, каждая рифма свободна и каждый стих рождает другой без принуждения? Разве он обдумывал или обделывал свои поэтические думы? То ли мы видим у г. Бенедиктова? Посмотрите, как неудачны его нововведения, его изобретения, как неточны его слова? Человек у него витает в рощах; волны грудей у него превращаются в грудные волны; камень лопает (вм. лопается); преклоняется к заплечью красавицы, сидящей в креслах; степь беспредметна; стоит безглаголен; сердце пляшет; солнце сентябревое; валы лижут пяты утеса; пирная роскошь и веселие; прелестная сердцегубка и пр. Такие фразы и ошибки против языка и здравого смысла никогда не могут быть ошибками вдохновения: это ошибки ума, и только в одной персидской поэзии могут они составлять красоту.
Где-то было сказано, что в стихотворениях г. Бенедиктова владычествует мысль[4 - «Поэтом мысли» Шевырев называл Бенедиктова в «Московском наблюдателе», 1835, август, кн. I, стр. 440, 443.]: мы этого не видим. Г. Бенедиктов воспевает все, что воспевают молодые люди: красавиц, горе и радости жизни; где же он хочет выразить мысль, то или бывает слишком темен, или становится холодным ритором. Вот пример:
Утес
Отвсюду объятый равниною моря, Утес гордо высится, – мрачен, суров, Незыблем стоит он, в могуществе споря С прибоями волн и с напором веков. Валы только лижут могучего пяты. От времени только бразды вдоль чела; Мох серый ползет на широкие скаты, — Седая вершина престол для орла. … Как в плащ исполин весь во мглу завернулся; Поник, будто в думах косматой главой; Бесстрашно над морем всем станом нагнулся И грозно повиснул над бездной морской; Вы ждете – падет он, – не ждите паденья! Наклонно (?) он стал, чтобы сверху взирать На слабые волны с усмешкой презренья И смертного взоры отвагой пугать! Он хладен, но жар в нем закован природный: Во дни чудодейства зиждительных сил Он силой огня – сын огня первородный — Из сердца земли мощно выдвинут был! — Взлетел и застыл он твердыней гранита. Ему не живителен солнечный луч; Для нег его грудь вековая закрыта; И дик и угрюм он: зато он могуч! Зато он неистовой радостью блещет, Как ветры помчатся б разгульный свой путь, Когда в него море бурунами хлещет И прыгает жадно гиганту на грудь. |
