|
Даже незваных. Вы меня извините, Андрей, но помогать вам на кухне я не буду. Повар из меня никакой. Я лучше посижу с Володей и буду наслаждаться его обществом, которого я была лишена столько лет. Ты не возражаешь, Соловьев? Она снова уселась на диван и поднесла к губам чашку с остывающим кофе. – Как мама? – спросил Владимир Александрович. – Цветет. Несколько лет работала в Швеции, теперь вернулась. Признайся, Соловьев, ты был в нее тихо влюблен, да? Он рассмеялся, и смех его был легким и радостным. Он всегда с удовольствием вспоминал свои аспирантские годы и своего научного руководителя – Надежду Ростиславовну Каменскую, женщину столь же одаренную в научном плане, сколь красивую и элегантную. – Это точно. В нее влюблялись все мужики от мала до велика. Но я перед ней благоговел. И боялся ее ужасно. Кстати, Ася, мне попадались книги, на которых в качестве переводчика значилась некая Каменская. Уж не ты ли? – Я, знамо дело. Маменька столько сил приложила, чтобы в раннем детстве впихнуть в меня знание языков. Не пропадать же трудам. Мне удовольствие, кошельку – приварок. Постепенно они расслабились, напряжение исчезло, и во время обеда они уже болтали, будто и не расставались на много лет. Андрей сидел с непроницаемым лицом, словно их разговор никоим образом его не касался и не интересовал. Настя сделала несколько неловких попыток втянуть его в беседу, но помощник вежливо отделывался короткими репликами или вообще отмалчивался, то и дело отходя то к плите, то к холодильнику, то к мойке. Когда около половины седьмого раздался звонок в дверь, он, казалось, даже вздохнул с облегчением. Настя с любопытством всматривалась в новых гостей – руководителей издательства «Шерхан», с которым тесно сотрудничал Соловьев. Это были типичные «новые русские», прикатившие на сверкающих дорогих иномарках и не расстающиеся с сотовыми телефонами, небрежно рассуждающие о миллионных кредитах, процентных ставках и «белом откате». Настя то и дело ловила на себе их настороженные взгляды, хотя все трое изо всех сил старались ее не замечать, обращаясь исключительно к имениннику или его помощнику и ведя разговоры на сугубо производственные и только им понятные темы. Ей быстро надоела эта демонстрация превосходства. В других обстоятельствах она бы уже давно уехала отсюда, но сейчас она была на работе. Стало быть, эмоции в сторону, никаких обид и претензий, а гонор спрятать подальше. Ей нужен этот коттеджный микрорайон, ей нужен этот дом. Значит, ей нужен Соловьев, и она должна терпеть, как бы с ней здесь ни обращались. Стараясь не привлекать к себе внимания, она прошла из комнаты в просторную, красиво отделанную прихожую-холл, достала из стенного шкафа свою куртку и, набросив ее на плечи, вышла на крыльцо, с одной стороны которого были ступеньки, а с другой – пологий съезд для коляски. Все окна первого этажа были ярко освещены, до нее доносились оживленные голоса и смех, и она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой, никому не нужной, лишней. Опершись на перила, она вытащила сигареты и закурила. Что они себе думают, эти издатели? Что она – нищая дурнушка, рассчитывающая подцепить богатого мужика, воспользовавшись тем, что он инвалид и уже вряд ли может претендовать на любовь молодой красавицы? Наверное, именно так они ее и воспринимают. Поэтому и смотрят искоса и явно неодобрительно, поэтому и демонстрируют ей свое пренебрежение. Ты, дескать, девочка, ни на что не рассчитывай, это не твой круг. Не видать тебе состоятельного Соловьева как своих ушей. Интересно, как бы они посмотрели на нее, если бы она накрасилась и надела роскошные тряпки, которые мать исправно привозила ей из Швеции? Стоит ей захотеть, и она может выглядеть как кинозвезда. Только дело в том, что ей этого никогда не хочется. Если нужно для дела – тогда, конечно, другой разговор. |
