Именно по поводу следующего этапа проекта высказывал свои упреки Чарли, того этапа, что так тяжело отразился на его судьбе: введение в действие операции «Поиск новых талантов». Прежде чем собрать таланты, их нужно сначала посеять. И снова это было поручено Максимасту.

Оплодотворенные яйцеклетки доставили из 3650-го года и имплантировали ста двум несчастным женщинам, в телах которых они развивались столь стремительно, что все без исключения «носительницы» (матери, в данном случае, слово неточное) скончались во время родов.

Метод, примененный для их рождения, был жесток, но по-другому поступить было невозможно. Поскольку ребенок не смог бы пережить разлучения со своей матерью-телепаткой после рождения: психическая связь между матерью и ребенком наиболее прочная. Равным образом не имело смысла оставить их расти в XXXVII-ом веке, в этом случае сделалось бы бесполезным их использование в прошлом. Требовалось, чтобы те, кто будет выполнять Операцию, являлись подлинными детьми своей эпохи.

И значит…

— Но я не хочу туда возвращаться!

Чарли почти канючил.

— Тебе и не нужно этого делать, — по крайней мере, раньше чем через год.

Чарли отказывался образумиться.

— Я не хочу этого делать… никогда!

Сознание отца вмешалось в беседу.

— Будь мужчиной, Чарльз. Тебе десять лет, и это твой долг — вернуться туда.

И он добавил с тенью улыбки:

— Иначе как же ты покоришь мир?

Чарли не смог устоять перед совместным действием добродушного юмора отца, нежности матери и эйфоризирующего эффекта любовного мха. Его сознание успокоилось, и родители принялись терпеливо переливать в него всю накопленную за годы мудрость и опыт.

— Привет, 743. Где вас носило?

— Я был с остальными… на обзорной площадке.

Хотя он и репетировал многократно свой ответ, темпоральные расхождения приводили его в замешательство. С тех пор как он видел Гриста в последний раз, Чарли повзрослел на год, в то время как для унтер-офицера прошло всего несколько часов.

Гостиничный номер был погружен в темноту. Чарли с трудом различал силуэт сержанта, растянувшегося на кровати. Сейчас, когда чувствительность его сознания возросла, Чарли страдал от пребывания в атмосфере, столь сильно насыщенной злобой. Теперь он понимал, почему его родители, или любые другие люди, выросшие в будущем, не могли отправляться в прошлое: речной форели легче перенести чудовищное давление на дне Марианской впадины.

Неожиданно Грист включил свет.

— Нам нужно поговорить как мужчине с мужчиной.

— Слушаюсь, сержант.

Сознание Чарли потянулось к соседней комнате, но Линды еще не было. И он с грустью вспомнил, что, возможно, она вернется не ранее чем через несколько часов. Высадившись на 102-ом этаже здания, Чарли и Линда встретили по дороге тетушку Викторию, и та взяла племянницу с собой в вегетарианский ресторан и затем на лекцию о непротивлении злу насилием.

— Партию в покер?

— Да, сержант.

— А вы не трус. Но, возможно, сегодня вам удастся отыграть те четыреста тридцать долларов, что вы мне должны.

Улыбка Гриста мерцала, как лампа дневного света.

Посреди комнаты уже находился столик. На поверхности, словно выставленные для осмотра, располагались: бутылка бурбона, ведерко со льдом, два стакана и еще новенькая упаковка карт.

— Вам распечатывать, — повелел Грист.

Чарли повиновался, перетасовал колоду и раздал. Он выиграл… с парой дам.

— Я приготовлю выпивку, — объявил Грист. — Может, вам воды?

Чарли не ответил, и Грист вышел из комнаты с двумя пустыми стаканами в руках.