Операцию мы доделывали по старинке, с керосиновой лампой. Вот и мечтай об аппарате ИВЛ и электрокоагуляции.
* * *
После хорошо сделанной работы, если тебе не надо зашивать рану, писать протокол операции, и творить другие, не менее увлекательные вещи, что сделает нормальный хирург? Правильно, спрячется в кабинет, и велит секретарю приготовить чай. Так зачем противиться самой природе? Я удобно развалился в кресле, и решил немного помедитировать в ожидании Должикова. Если в процессе начну похрапывать, он разбудит.
Как известно, лучший способ рассмешить бога – рассказать ему о своих планах. Вот и я вместо спокойного чаепития получил звонок из приемного покоя.
– Евгений Александрович, тут к вам полиция!
И сразу же в коридоре затопали казенные сапоги, дверь открылась, в нее ввалился грозный, усатый околоточный, зацепив ножнами дверной косяк.
– Господин Баталов? Собирайтесь!
Глава 3
– Что случилось? Представьтесь!
Как известно, лучшая защита – это нападение. А я – не какой то шаромыжник с Хитровки. Даже если меня арестовывать пришли, должны проявлять уважение.
– Виноват, вашсокородь! – вытянулся по струнке полицейский. – Околоточный первого участка Арбатской части Иван Хрунов!
– Что за дело у вас?
– Ваше высокоблагородие, пристав наш, Емельян Алексеевич, плох очень. Уже и соборовали сегодня. Просил приехать, – почти извиняясь, объяснил он.
– Вы пешком?
– Никак нет, на полицейском экипаже.
– Жди, я сейчас соберусь, выйду. А Емельяну Федоровичу из прокуратуры вы не родственник?
– Никак нет, не родня. Однофамилец!
Что ж за день сегодня? Все мои знакомцы, с которыми судьба меня свела в первые дни здесь, вдруг заболеть решили. И если про Пороховщикова с осторожностью можно сказать, что прогноз благоприятный… Сам не заметил, как рука к столу потянулась, по дереву постучать. Говорят, летчики – народ суеверный. Это от них пошла придурочная привычка употреблять «крайний» вместо «последний», им нельзя падать с трапа и накрывать стол может только бортинженер. Но и эти граждане нервно курят в сторонке по сравнению с хирургами. Это мы можем оперировать только в «счастливом» костюме, стирая его каждый день, и ждать, когда освободится «свой» кран, хотя рядом будет незанятый. Хирурги создают целые ритуалы из пути к столу, обработки операционного поля, поговорок и присказок. Да, мы такие.
Что там может быть у Блюдникова? Особенно, если соборовать решили? Елеосвящение только у тех, кто в сознании, значит, не печеночная кома. Асцит с нарастающей недостаточностью кровообращения? Ну это тоже маловероятно, не на острове живет, процедура полуамбулаторная, чтобы тянуть до той степени, когда в животе больше ведра жидкости скапливается. Всех делов – дырку специальной трубочкой проткнуть, и жидкость потихонечку выпустить. Мера временная, но всё же. Остается кровотечение из варикозно расширенных вен пищевода. Нехорошая вещь, придумать способ лечения практически нереально. Имеющимся сейчас у меня не поможешь. Потому что течет не из одной дырки, а из множества. А операцию мало кто перенесёт.
Все осложнения крайне плохие. Смертельно опасные. Организм защиту уже потерял, бороться ему нечем. И даже пересадка печени, будь она возможна, шансов дает чуточку.
До этого дня я у пристава не бывал. Не пришлось как то. Занимал он квартиру на третьем этаже полицейского дома в Столовом переулке. Дом как дом, только кроме полицейских никто не живет – в гимназиях учителя тоже по месту своей работы часто обитают, как и преподаватели университета – все служат с.
Хрунов здесь, наверное, свой человек. По крайней мере в дверь не стучал, и знал, что открыто. |