– А что он для меня сделал?! – я тоже перешел на повышенный тон – Дайте, припомню вашу помощь. Когда я лежал, прикованный к постели и не было денег даже на оплату жилья, вашими стараниями меня выперли с работы. Студенты и преподаватели сдавали кто сколько сможет, чтобы я мог купить себе еды. Вашей фамилии в том списке жертвователей не припомню. Как и фамилий кого либо из администрации университета. Так что не стоит рассказывать о том, чего не было!

– Да как вы смеете?!

– Ваше сиятельство, – тихо и спокойно добавил я.

– Что?!

– При обращении ко мне надо добавлять «ваше сиятельство». Уведомление об обретении мной титула князя было отправлено в университет в надлежащем порядке. Или вам наплевать на волю Его Императорского величества?

Смешно потрясая бородой, Некрасов попятился прочь.

***

По дороге домой Славка воспел мне «осанну». Непосредственно в карете. Правил в этот раз сам Жиган, ожидавший окончания банкета, так что лишних ушей не было – Антонов не стеснялся прославлять меня в полный голос. Даже прохожие оборачивались. Особенно на перекрестках.

Сил все это комментировать уже не было, я первым выскочил наружу, стоило нам въехать во двор клиники.

– Слава, все завтра! Сегодня меня хватит только на то, чтобы принять ванну и лечь спать.

– Евгений Александрович, вы просто пророчествовали и жгли глаголом. В газетах! Я уверен, что все будет в утренних газетах.

А я вот в этом не был уверен. Просто потому, что в стране никто не отменял цензуру. А я замахнулся, хоть и на небольшой, но столп. Качнул, понимаешь, посконные медицинские скрепы...

В сон я провалился, будто в черный омут. И тут же вынырнул обратно. Разбудил меня жуткий крик, который очень быстро перешел в стоны. Накинув халат, я выскочил в коридор. В его конце, в северном крыле я увидел человека в брюках, сорочке, который почему то полз вдоль стенки. Причем делал это весьма странно – на боку, какими то дергаными движениями. Горела всего одна керосиновая лампа, едва разгоняя тьму. Я подбежал к нему, попутно поскользнувшись в какой то луже и с трудом удержав равновесие.

– Что случилось?

Из соседней комнаты, выглянула одетая в белую ночнушку Авдотья. И тут же завизжала – мужчина на полу повернул голову, и мы увидели, что это Винокуров, который зажимает руками живот. След, который за ним тянулся, оказался кровью. И что еще бросилось в глаза – бледное лицо, скорчившееся в судороге.

– Александр Николаевич!? – я упал на колени перед Винокуровым, силой раскрыл руки. Три ножевых. Одним ударом вскрыли живот – вон видны кишки, которые зажимал доктор – и еще две раны в груди. Из них хлещет кровь.

– Перестань орать! – прикрикнул я на Авдотью. – Беги за помощью. Пусть возьмут врачебный чемодан.

Я попытался запихнуть платки – свой и Винокурова, который добыл у него из кармана брюк – в раны. Туда же отправилась порванная сорочка.

– Не смей умирать, Саша, слышишь!? Не смей!

На лестнице затопали несколько пар ног, Моровский подгонял своих спутников. Вот показались носилки, следом за ними фельдшер тащил амбушку. Все это совпало с каким то сдавленным хрипом, который издал Винокуров. За этим последовали несколько судорог – и всё.

– Реанимация! – закричал я, и начал запрокидывать ему голову, открывая рот. – Сейчас, погоди, все здесь уже.

Кто то наложил маску, начали дышать. Моровский встал на колени, чтобы качать сердце, но тут же остановился.

– Нет смысла. У него ранение в сердце. Пока полз сюда, кровью истек.

Я закрыл глаза Александра Николаевича, откинулся ко стене.