Постель Лили была не так велика, и она ни капли не походила на королеву. Болезнь источила ее красоту, обтянула кожей кости на ее лице и добавила ей лишние двадцать лет. Оценивающий взгляд Слоута ощупывал каждый выступ костей, темные круги вокруг ее глаз, лоб, похожий на черепаший панцирь. Ее истощенное тело выступало едва заметным бугром под простынями и одеялами. Слоут знал, что персоналу «Альгамбры» хорошо оплачивается за то, чтобы оставить Лили Кавано в одиночестве, потому что это он, именно он платил обслуге. И они перестали обогревать эту комнату. Она была единственным постояльцем в отеле. Кроме клерка за конторкой и повара, в «Альгамбре» остались только три горничные-португалки, которые все время драили вестибюль. Это, должно быть, они, горничные, кутали Лили в одеяла. Сам Слоут забронировал себе номер напротив, и приказал клерку и горничным не спускать глаз с Лили.

Чтобы посмотреть, откроет ли она глаза, он сказал:

— Ты выглядишь лучше, Лили. Я действительно думаю, что есть признаки улучшения.

Не шевеля ни единым мускулом лица, кроме губ, Лили сказала:

— Не знаю, почему ты притворяешься человечным, Слоут.

— Я лучший из твоих друзей, — ответил Слоут.

На сей раз она действительно открыла глаза, и слишком оживленное выражение в них не понравилось Слоуту.

— Убирайся отсюда, — прошептала она. — Мразь.

— Я стараюсь помочь тебе, и я хотел бы, чтобы ты об этом не забывала. У меня с собой все бумаги, Лили. Тебе нужно только подписать их. Как только ты это сделаешь, о тебе и твоем сыне будут заботиться до конца ваших дней. — Слоут рассматривал Лили с мрачным удовлетворением. — Кстати, мне не повезло, я так и не смог выяснить местоположение Джека. Говорила ли ты с ним последнее время?

— Ты же знаешь, что нет, — сказала она. И не зарыдала, как он надеялся.

— Я твердо убежден, что мальчик должен быть здесь, а ты?

— Пойди отлей, — ответила Лили.

— Я думаю, ты не станешь возражать, если я воспользуюсь твоей ванной, — сказал он и встал. Лили снова закрыла глаза, не обращая на него внимания. — Во всяком случае, надеюсь, что он не попал в беду, — сказал Слоут, медленно шагая вдоль постели. — Страшные вещи случаются с мальчиками на дороге. — Лили по-прежнему не отвечала. — Вещи, о которых мне страшно подумать. — Он дошел до конца постели и направился в ванную. Лили лежала под простынями и одеялами, словно смятый комок папиросной бумаги. Слоут вошел в ванную.

Он потер рука об руку, тихо прикрыл дверь и открыл воду из обоих кранов в раковину. Из кармана своего пальто он извлек маленький коричневый двухграммовый пузырек, из внутреннего кармана пиджака — маленькую коробочку, в которой были: зеркальце, лезвие бритвы и короткая медная соломинка. Он высыпал на зеркальце восьмую часть грамма чистейшего кокаина «Перуанские хлопья», который он смог найти. Затем, словно выполняя ритуал, размешал его, формируя его в две коротенькие полосочки. Он втянул полосочки в нос через медную соломинку, выдохнул, резко вдохнул и на секунду или две задержал дыхание. «Ааа», — его носовые проходы открылись словно широкие тоннели. И там, глубоко, поток уже начал разносить кайф. Слоут опустил руки в воду, затем ради блага своего же носа влагой с большого и указательного пальцев смочил ноздри, вытер насухо руки и лицо.

«Тот чудесный поезд, — он позволил себе предаться потоку мысли, — тот чудесный, чудесный поезд, держу пари, им я горжусь больше, чем своим сыном».