— Что это?

— Кофейные банки, — улыбаясь произнес Джек. — «Максвел Хауз».

— Джек, что же тебе пришлось…

— Не обращай внимания, Ричард, — произнес Джек. Он усмехался, ему было очень хорошо, но нервы снова были напряжены. Землетрясение окончилось… но оно все еще продолжалось. Их мог поджидать Морган. И Гарднер.

«Не обращай внимания. Пусть все идет своим чередом».

Они вошли в вестибюль, и Ричард в изумлении оглянулся на лестницу, на разбитую регистрационную стойку. Набитое чучело головы черного медведя уткнулось носом в шкафчики письменного стола, как бы вынюхивая что-нибудь вкусненькое: мед, например.

— Ого! — сказал Ричард. — Все основательно разрушено.

Джек подтолкнул Ричарда к двустворчатой двери и наблюдал, как тот жадно впитывает солнечные лучи.

— Ты действительно готов к этому, Ричард?

— Да.

— Твой отец там.

— Нет. Он мертв. Все, что находится снаружи… как ты называешь их? Его Двойник.

— О.

Ричард кивнул. Не смотря на близость Талисмана, он снова выглядел истощенным.

— Да.

— Кажется, нас ждет шквал артиллерийского огня.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Я люблю тебя, Ричард.

Ричард грустно улыбнулся.

— Я тоже люблю тебя, Джек. А теперь пойдем, пока я не потерял самообладание.

Слоут действительно верил, что он контролирует ситуацию, но, что было более важно, контролирует себя. Он думал так, пока не увидел собственного сына: ослабленного, больного, но ожившего, когда тот выходил из Черного Отеля, обняв Джека за шею и положив голову ему на плечо. Слоут также верил, что он контролирует свои чувства по отношению к отродью Фила Сойера. Именно из-за ненависти он упустил Джека сперва в павильоне Королевы, а потом на Среднем Западе. Господи, он спокойно пересек Огайо, его и там не схватили, а Огайо был в мгновении ока от Орриса, этого второго оплота Моргана. Но его гнев стал причиной неуправляемого поведения, поэтому мальчишке удались все его перелеты и переходы. Слоут подавил свой гнев, но теперь он снова с невероятной силой вырвался наружу. Это выглядело так, как будто кто-то подлил масла в тухнущий огонь.

«Его сын, все еще живой. А ЭТОТ, мой столь любимый сын, которому я собирался передать власть управления над мирами и вселенными, тянется к Сойеру за поддержкой и помощью».

Но это было еще не все. Сверкая и вспыхивая в руках Сойера, как звезда, упавшая на землю, мерцал Талисман. Даже отсюда Морган чувствовал его, как будто гравитационное поле планеты усилилось, давя на него, заставляя его сердце биться быстрее, как будто время ускорялось, высушивая его плоть, застилая и затуманивая его глаза.

— Он жжет, — вопил позади Гарднер.

Большинство Волков-оборотней, переживших землетрясение и вернувшихся к Моргану, теперь убегало, прижав лапы к мордам. Парочку оборотней безудержно рвало. На Моргана обрушился страх… а потом его ненависть, возбуждение, безумие, питавшее его грандиозные мечты о всемирном господстве — все эти чувства разорвали паутину ложного самоконтроля.

Он поднял руки к ушам и засунул большие пальцы глубоко во внутрь, так глубоко, что это причинило ему боль. А затем высунул язык, размахивая пальцами и корча рожи Мистеру Джеку Грязнотрахнутой Матери и уже Покойнику Сойеру. А через секунду верхние зубы лязгнули, как подъемная решетка в замке, и откусили кончик языка. Слоут даже не заметил этого. Он схватил Гарднера за грудки.

Лицо Гарднера побледнело от страха.

— Они вышли, он получил ЭТО, Морган… мой Господин… нам нужно бежать, мы должны бежать…

— ЗАСТРЕЛИ ЕГО! — провизжал Морган Гарднеру в лицо.