Иова поднялся, обернулся, поклонился:

   — Здравствуй, батюшка!

   — Бог тебе в помощь. Много ли поймал?

Иова показал на удочку в траве:

   — Я, батюшка, задумался... Рыбку для нас в Волге поймали.

«Всё-то он знает», — затосковал Савва. Сам себе не признался бы, но ехал выспросить — удачный ли будет торг на Оке, удастся ли от воеводы получить нужное...

   — Чай, не старик думы думать, — сказал Савва наставительно, по-отцовски.

   — Да я так, — смутился Иова. — Сидел, глядел... Небо синее, вода синяя. Покойно.

   — Женить тебя надо, — оказал Савва. — На хорошей девке. Без дуростей, без тайностей.

Иова опустил голову: невесту ему искали, и уж наверняка с тайностями.

Савва размотал удочку, насадил червя на крючок. Закинул:

   — Нут-ко!

Клюнуло тотчас. Подсек, дёрнул. Краснопёрая плотва затрепетала над разбившимся зеркалом запруды.

   — Вот как по-нашему! — обрадовался Савва, поймал рукою рыбу, снял с крючка. — Я завтра отплываю. Товар собрал. Думаю по Оке пройти. Обернуться бы до шуги. — И поглядел на сына, спрашивая глазами: обернусь, что ли?

Иова смотрел на отцовские сапоги: далеко им шагать. Сердце вещало: перемены в жизни грядут самые скорые, недобрые. Возможность плавания по Оке была, но истончилась до паутинки.

   — Сегодня бы ты отплыл, — сказал Иова неопределённо.

   — Сегодня воеводу потчую... Воевода, слава Богу, берёт что ему дают, не кобенится, запросами не разоряет.

Иова стоял, сжимая губы. Савва даже и обрадовался, что ничего ему сын не сказал.

   — Я за мукой приехал. Пять мешков возьму. Три ржаной, два пшеничной... Твоего помола. — Савва наконец улыбнулся, приобнял парня. — Пошли, поможешь в телегу закинуть.

Длинною ложкой Кельдюшка сдавливал с ушицы пушинки пепла, у костра сидел Гость, стрелецкий десятник, охотник Упокой. В траве лежали огромный красавец лебедь, три гуся и ворох бекасов.

   — Еле допёр, — признался охотник.

   — А Енафа тебя дома ждёт.

   — На бочажины ходил. Там птица садится.

   — Сколько тебе? — спросил Савва.

   — На двух осётров меняю, — сказал охотник.

   — У Енафы возьмёшь. Я ещё скажу, чтоб в придачу стерлядок тебе положила.

Иова, не подходя близко, смотрел на убитых птиц.

   — Царская еда, — сказал он батюшке.

   — Я, пожалуй, два мешка только возьму. Поспешать надо. Птицу быстро не приготовишь.

Трижды поцеловал Иову, простился с Кельдюшкой, с Упокоем. Садясь в телегу, спросил стрельца:

   — А что слыхать о бабе-атаманше? Не поймали?

   — Как бы она нас не поймала, — усмехнулся десятник. — У неё народу с тыщу, а то и поболе.

   — Вот и не ждите, пока из тыщи станет три! — Савва досадливо шлёпнул лошадь вожжой.

Весело поехал.

3

Савва расставлять яства никому не доверял. Неприступные крепости за столами гордые свои шапки ломают.

Енафа на летней кухне пот проливала вместе со стряпухой. Прислуги в доме не водилось. Был, правда, сторож, престарелый кормщик, учивший Савву корабль водить, за скотиной приглядывали соседки, им за помощь и деньжат перепадало, и кормились, да в отдельной светёлке жила Керкира, отставная стряпуха Анны Ильиничны, царицыной сестры.