Прошел в главную каюту и приготовил себе простую трапезу из специальных блюд. Он чувствовал себя дома. Его окружали металл, процессоры, адпланты и передатчики. Он был как эмбрион в корабельной утробе. Кораблю теперь больше не нужно защищать его издалека; ушел страх удаления, разрыва узконаправленного луча. Эманации корабля регулировали работу нервной системы и органов чувств, тщательно отводили любую угрозу — и происходило это посредством постоянного излучения сигналов, пронизывающих сам воздух вокруг.

Его корабль; его трагедия, его спасение, его надежда. Корабль протягивал к нему лучи, словно нежные руки, и заботился о нем, пока он оставался в зоне покрытия. Корабль обеспечивал невероятную силу и неуязвимость ко многим видам оружия. Стоит отдалиться на десять миль, как эффективность покрытия начнет спадать, и ему сделается плохо. На расстоянии пятнадцати миль он умрет в жуткой агонии, воспроизводящей ту, какая ему хорошо помнилась.

И так же, как протягивал корабль свои лучи для поддержания процессов в его искалеченном теле, мог он и шпионить ими вокруг, докладывая обо всем происходящем. Вооз устроился на низкой кушетке и, не вполне осознавая, что делает, принялся наугад шарить лучами в окрестностях — он порой прибегал к этому своеобразному развлечению, отгоняя дурные мысли. Разум его блуждал, словно во сне наяву, по улицам и домам Гондоры. Солнце село, дневные дела окончились. Город переключался на основное занятие своих жителей: бесцельные поиски наслаждений.

Лучи корабля, мягкие и необнаружимые, проникали сквозь металл и стены, через слои литопласта, краски и карбогидридных ферросплавов. Вооз почувствовал внутренность людного бара. В центре комнаты танцевали нимфы, изредка — вместе с мужчинами, которые быстро утягивались за столики и опрокидывали стаканы.

Перспектива смещалась, приближая будку в дальнем конце зала. За узким столиком, поставив перед собой кружку, расположился мужчина крепкого телосложения, с широким и невыразительным лицом, лопатообразной челюстью, приплюснутым носом и широко расставленными глазками; его словно киянкой по переносице приложили. Рядом сидела девушка с длинными рыжими волосами, алыми губами и полными щеками. Двигалась она порывисто, жестикулировала и ёрзала; ее партнер оставался равнодушен и недвижим.

Она его поддразнивала; Вооз видел, что встретились они только этим вечером, но девушка явно предлагала себя мужчине. Тот встречал ее прохладно, чуть отстраненно, но не отвергал напрямую. Постепенно она зацепила его. Клиент скучающе глянул на девушку.

— Мне по-прежнему кажется, я тебя где-то уже встречал. Разве нет?

— Встречал?

— Гм, ну не знаю. — Он цедил слова, едва шевеля челюстью. — Может, твою сестру. У тебя сестренка была?

— Может.

— Угу, наверное, это другая была. Таких, как ты, миллионы. Я отымел не меньше сотни, во всяком случае.

Она склонилась к нему, метнула взгляд из-под длинных ресниц. Губы призывно приоткрылись.

— Ты убиваешь таких девушек, как я?

— Я много кого убивал.

Вооза потянуло в сон, он начал клевать носом. Мужчина и девушка стали танцевать, потом выпили и утянулись прочь из зоны его восприятия. Между ними повисла какая-то диковатая напряженность. Когда Вооз очнулся, то обнаружил их в привате: двое стояли друг против друга, разделенные матрацем, словно готовые слиться для полового акта животные. Оба были наги.

Внезапно глаза девушки хищно сузились.

— Ты и вправду убил раньше такую, как я. Я Джоди. Помнишь меня?

Вид у мужчины был неуверенный, но мускулистое тело напряглось.

— Джоди? Но твое лицо… не такое же, как было. Не точно такое же.

Она торжествующе поглядела на него.