– Ни единого слова?

– Нет.

Роберт, явно довольный, снова улыбнулся.

– Всем, кого мы встречали, я говорил, что вы мой любовник, что Каролина страшно ревнует и что мы идем сюда, чтобы выпить и позабыть о ней.

Колин в этот момент заправлял свою футболку в джинсы. Он провел рукой по волосам и поднял глаза, моргая:

– Зачем?

Роберт рассмеялся и метко спародировал наигранное замешательство Колина:

– Зачем? Зачем? – Потом наклонился вперед и коснулся Колиновой руки. – Мы знали, что вы вернетесь. Ждали, готовились. Думали, вы придете раньше.

– Готовились? – переспросил Колин, отдернув руку.

Роберт убрал документы в карман и уставился на него с нежностью собственника.

Колин начал было говорить, запнулся, а потом быстро спросил:

– Зачем вы меня сфотографировали? Роберт вновь расплылся в улыбке. Сияя от самодовольства, он откинулся назад и свесил руку за спинку стула.

– А я-то думал, что дал ей слишком мало времени. Мэри весьма сообразительна.

– С какой целью? – не унимался Колин, но к музыкальному автомату уже подошел новый посетитель бара, и опять, еще громче, зазвучала песня «Ха-ха-ха». Колин скрестил руки на груди, а Роберт встал, чтобы поздороваться с компанией друзей, которые проходили мимо их столика.

Когда они шли обратно, на сей раз под гору, по менее людной улице, протянувшейся на некоторое расстояние вдоль приморской части города, Колин вновь принялся настойчиво расспрашивать Роберта о фотографии и о том, что он имел в виду под приготовлениями, но Роберт весело уклонялся от ответов, показав парикмахерскую, куда ходили его дед, отец и он сам, объяснив – так обстоятельно и многоречиво, что это объяснение можно было принять за пародию, – как город загрязняет окружающую среду и влияет тем самым на заработки рыбаков, вынуждая их устраиваться официантами. Слегка раздраженный, Колин внезапно остановился, но Роберт, хоть и замедлив свой энергичный шаг и удивленно оглянувшись, не спеша двинулся дальше, словно тоже остановиться ему не позволяла гордость. Колин стоял неподалеку от того места, где они с Мэри сидели на ящиках и смотрели на восходящее солнце. Ныне же, в конце дня, хотя солнце было еще высоко, небо на востоке уже лишилось своего яркого багрянца и, постепенно тускнея – из светло-голубого становясь водянисто-молочным, – заключало за ясно видимой линией горизонта в высшей степени деликатную сделку со светло-серым морем. Остров-кладбище – его низкая каменная стена, расположенные почти вплотную друг к другу поблескивающие надгробия – четко вырисовывался в лучах солнца, светившего у Колина за спиной. Он бросил взгляд через левое плечо назад, вдоль причала. Роберт, находившийся ярдах в пятидесяти от него, неторопливо приближался. Колин повернулся и стал смотреть в обратную сторону. Ряд поврежденных бурями домов разделяла надвое узкая, шириной с подворотню, торговая улочка. Она вилась под тентами магазинов и под бельем, вывешенным, точно флаги, на крошечных балкончиках из кованого железа, и заманчиво скрывалась в полумраке. Ее хотелось изучить, но изучить в одиночку, не советуясь с попутчиком и не имея по отношению к нему никаких обязательств. Направиться туда в тот же миг, словно став совершенно свободным, избавиться от пут надуманного душевного состояния, получить возможность быть непредубежденным и внимательным к собственным ощущениям, к миру, чей захватывающий, непрерывный каскад воздействия на разум и чувства так легко и привычно игнорируется, отрицается ради сомнительных идеалов личной ответственности, успеха, гражданственности, – направиться туда в тот же миг, взять да и уйти, бесследно исчезнуть было бы проще простого.

Роберт негромко откашлялся. Он стоял в двух шагах, слева от Колина.