Не удивительно, что Орлович её заметил. Решил, так сказать, дать дорогу шедевру. Какая разница, под чьим именем? Что это вообще за пошлое мещанское собственничество! Гордился бы, что твою работу видит вся страна.

Почему-то эта тирада озвучилась у меня в голове голосом товарища Комарова. С укоризненными такими интонациями.

— Ну чего там? — спрашивает Лидка.

— Фото твоё в конкурсе участвует, — говорю, ни капли не соврав, — претендует на победу. А мне теперь срочно надо к Молчанову попасть.

— Зачем? — не понимает она такого резкого поворота мысли.

— Как зачем⁈ — удивляюсь. — Не понятно, разве? Это же для района почет какой! Может нас в Москву с тобой отправят. На награждение.

— Ох, — Лидка прижимает кулачки к груди.

Сочиняю безбожно, потому что Лидка сейчас мой единственный союзник. Мне действительно к Молчанову надо срочно. Не верю я, что он в это дело замешан, не его это масштаб. Это всё равно, что мелочь по карманам тырить, что ли.

Махнуть прямо сейчас через окошко, прямо в больничной пижаме? Меня в таком виде к первому секретарю не пустит никто. Та же секретарша Светлана костьми ляжет на пути к начальству. Моя одёжка или в больничном хранилище лежит, или у…… в вещдоках. И там и там — всё равно, что на Луне. Да и состояние у меня, как в старом фильме про доктора Айболита: «А если я не дойду… А если в пути упаду…».

— Никому ни слова, — говорю Лидке, — пока вопрос не решится.

Та решительно кивает. В её глазах уже светят маняще Кремлёвские звёзды.

* * *

После вечернего обхода больница затихает. Следующую волну оживления принесёт ужин, но до него еще часа два. Приподнимаю щеколду и даже не выпрыгиываю, а перекидываю непослушное тело через подоконник.

— Аккуратно! — слышится громкий шёпот. — Ничего себе, ты Алик отъелся!

Лиходеева не только не отпрыгивает в сторону, но наоборот принимает на себя удар, смягчая мне падение. И ничего не отъелся, на самом деле. Это мышцы всё, регулярные физические нагрузки и правильное питание.

Больницу окружают кусты сирени, буйные и раскидистые. Весной здесь красиво, наверное. А сейчас они создают необходимый нам интим.

— Принесла?

— Вот держи.

— Отвернись, — зачем-то прошу я.

Стесняюсь, наверное, не вида, а своей неуклюжести. От каждого резкого движения в голове возникает дурацкая лёгкость, словно она хочет изобразить воздушный шарик и улететь куда то вверх. Так что двигаюсь медленно и кособоко, как краб.

— Чего я там не видела, — совсем неоригинально заявляет Лида, — дурак, дай, я тебе помогу.

Джинсы неожиданно оказываются впору, а вот рубаха мала. Чтобы надеть её расстёгиваю почти до пупка, отчего становлюсь похож то ли на цыганского барона, то ли на мексиканского грабителя. Общая пестрота наряда подходит под оба варианта.

Джинсы по низу прошиты металлической застёжкой-молнией, чтобы ценная ткань не истрепалась об землю.

— Погоди, это чья одёжка? — соображаю.

— Валерки, — удивляется Лидка, — где я ещё мужские штаны возьму⁈ — твоя мать меня на порог не пустит, да ещё и вопросов потом не оберусь, «куда», да «зачем».

— А к Женьке зайти? — предлагаю, на мой взгляд, очевидный вариант.

— Ну его, — морщится Лиходеева.

Подозреваю, что виной не только взаимная неприязнь, которую Жендос и Лидка питают друг к другу, но и нежелание моей одноклассницы делиться лаврами спасительницы.