Если ты спросишь, каковы здесь люди, мне придется ответить: "Как везде!"
Удел рода человеческого повсюду один! В большинстве своем люди трудятся по
целым дням, лишь бы прожить, а если остается у них немножко свободы, они до
того пугаются ее, что ищут, каким бы способом от нее избавиться. Вот оно -
назначение человека!
Однако народ здесь очень славный: мне крайне полезно забыться иногда,
вместе с другими насладиться радостями, отпущенными людям, просто и
чистосердечно пошутить за обильно уставленным столом, кстати устроить
катанье, танцы и тому подобное; только не надо при этом вспоминать, что во
мне таятся другие, без пользы" отмирающие, силы, которые я принужден
тщательно скрывать. Увы, как больно сжимается от этого сердце! Но что
поделаешь! Быть непонятым - наша доля.
Ах, почему не стало подруги моей юности! Почему мне было суждено узнать
ее! Я мог бы сказать: "Глупец! Ты стремишься к тому, чего не сыщешь на
земле!" Но ведь у меня была же она, ведь чувствовал я, какое у нее сердце,
какая большая душа; с ней я и сам казался себе больше, чем был, потому что
был всем тем, чем мог быть. Боже правый! Все силы моей души были в действии,
и перед ней, перед моей подругой, полностью раскрывал я чудесную способность
своего сердца приобщаться природе. Наши встречи порождали непрерывный обмен
тончайшими ощущениями, острейшими мыслями, да такими, что любые их оттенки,
любые шутки носили печать гениальности. А теперь! Увы, она была старше меня
годами и раньше сошла в могилу. Никогда мне не забыть ее, не забыть ее
светлого ума и ангельского всепрощения!
На днях я встретился с некиим Ф., общительным молодым человеком
удивительно приятной наружности. Он только что вышел из университета, и хоть
не считает себя мудрецом, однако думает, что знает больше других. Правда, по
всему видно, что учился он прилежно: так или иначе, образование у него
порядочное. Прослышав, что я много рисую и владею греческим языком (два
необычных явления в здешних местах), он поспешил мне отрекомендоваться и
щегольнул множеством познаний от Батте до Вуда, от Пиля до Винкельмана и
уверил меня, что прочел из Зульцеровой "Теории" всю первую часть до конца и
что у него есть рукопись Гайне об изучении античности. Я все это принял на
веру.
Познакомился я еще с одним превосходным, простым и сердечным человеком,
княжеским амтманом. Говорят, душа радуется, когда видишь его вместе с
детьми, а у него их девять; особенно превозносят его старшую дочь. Он
пригласил меня, и я вскорости побываю у него. Живет он на расстоянии
полутора часов отсюда в княжеском охотничьем доме, куда получил разрешение
переселиться после смерти жены, потому что ему слишком тяжело было
оставаться в: городе на казенной квартире.
Кроме того, мне повстречалось несколько оригинальничающих глупцов, в
которых все невыносимо, а несносней всего их дружеские излияния. |