Войдя в комнату, он застал там Альберта и на миг растерялся, но вскоре
снова овладел собой и поспешил изложить амтману свое мнение. Хотя Вертер с
величайшей искренностью, горячностью и страстностью говорил все то, что
может сказать человек в оправдание Человека, старик покачивал головой, - как
и следовало ожидать, ничуть не тронутый его словами. Наоборот, он прервал
нашего приятеля, стал резко возражать ему и порицать за то, что он берет под
защиту убийцу. Затем указал, что таким путем недолго упразднить все законы и
подорвать устои государства, и в заключение добавил, что не может взять на
себя ответственность в подобном деле, а должен дать ему надлежащий законный
ход.
Вертер все еще не сдавался, он просил, чтобы амтман хотя бы посмотрел
сквозь пальцы, если арестованному помогут бежать. Амтман не согласился и на
это. Наконец, в разговор вмешался Альберт и тоже встал на сторону старика.
Вертер оказался в меньшинстве и, глубоко удрученный отправился домой, после
того как амтман несколько раз повторил: "Ему нет спасения!"
Как сильно он был потрясен этими словами, видно из записочки, найденной
среди его бумаг и относящейся, очевидно, к тому же дню:
"Тебе нет спасения, несчастный! Я вижу, что нам нет спасения".
Все, что Альберт напоследок в присутствии амтмана говорил о деле
арестованного, до крайности возмутило Вертера: ему почудился в этом выпад
против него самого, и хотя по зрелом размышлении он разумом понял, что оба
его собеседника правы, у него все же было такое чувство, что, допустив и
признав их правоту, он отречется от своей внутренней сущности.
Среди бумаг его мы нашли запись, которая касается этого вопроса и,
пожалуй, исчерпывающе выражает его отношение к Альберту:
"Сколько бы я ни говорил и ни повторял себе, какой он честный и добрый,
- ничего не могу с собой поделать, - меня от него с души воротит; я не в
силах быть справедливым".
Вечер был теплый, начало таять, и потому Лотта с Альбертом отправились
домой пешком. Дорогой она то и дело оглядывалась, как будто искала Вертера.
Альберт заговорил о нем, порицая его и все же отдавая должное его
достоинствам. Попутно он коснулся его несчастной страсти и заметил, что
хорошо было бы удалить его.
- Я желаю этого также ради нас с тобой, - сказал он, - и прошу тебя,
постарайся изменить характер его отношений к тебе, не поощряй его частых
визитов. Это всем бросается в глаза. Я знаю, что уже пошли пересуды.
Лотта промолчала; Альберта, по-видимому, задело ее молчание, во всяком
случае, он с тех пор не упоминал при ней о Вертере, когда же упоминала она
сама, он либо обрывал разговор, либо переводил его на другую тему.
Безуспешная попытка спасти несчастного была последней вспышкой
угасающего огня; с тех пор Вертер еще глубже погрузился в тоску и
бездействие и чуть не дошел до исступления, когда услыхал, что его думают
вызвать свидетелем против обвиняемого, который решил теперь все отрицать. |