А во время обеда я сообщил Кеннеди твой условный стук. Сибэтти и его люди должны были попасться на него, просто обязаны. Теперь-то уже все кончено.

Они молчали, им нечего было сказать, по крайней мере сейчас. Им нечего сказать до тех пор, пока все сказанное мной не дойдет до них полностью.

— Теперь о записи наших разговоров на магнитную ленту, — продолжил я.

— Обычно магнитофонные записи не принимаются судом в качестве доказательства, но эти записи примут. Каждое заявление, сделанное вами, добровольное. Подумайте, и вы согласитесь, что это действительно так.

Наверху, в кессоне, найдется по меньшей мере десять свидетелей, которые присягнут, что запись — подлинная, что записан именно разговор в батискафе. Любой прокурор в Соединенных Штатах потребует признать вас виновными, и присяжные наверняка вынесут этот вердикт, даже не уходя на совещание. Ты знаешь, что это значит.

— Так, — Ройал вытащил свой пистолет. Похоже, у него возникла безумная идея попытаться оборвать трос и уплыть в батискафе на свободу. Ну что же, мы ошибались насчет тебя, Толбот. Ты оказался умнее нас. Я признаю это. Ты достиг, чего хотел, но тебе не удастся дожить до того момента, когда суд вынесет нам свой приговор. Семь бед — один ответ. — Его палец на спусковом крючке напрягся. — Прощай, Толбот.

— Я бы не стал этого делать, — сказал я. — Не стал бы на твоем месте.

Разве тебе не хотелось бы ухватиться за подлокотники электрического стула обеими руками?

— Слова не помогут тебе, Толбот. Я сказал...

— Загляни в ствол, — посоветовал я. — Если у тебя есть желание остаться без руки, то ты знаешь, что делать. Когда сегодня вечером ты лежал без сознания, Кеннеди взял молоток и кернер и забил в ствол свинцовый цилиндрик. Неужели ты считаешь, что я такой идиот, чтобы пойти с вами в батискафе, зная, что у тебя заряженный пистолет? Не бери мои слова на веру, Ройал, просто нажми на спусковой крючок.

Он украдкой заглянул в ствол, и лицо его перекосила гримаса ненависти. За один сегодняшний день он использовал десятилетний запас эмоций. Его лицо выдало его намерения. Я понял, что он бросит в меня пистолет, еще до того, как он сделал это. Я увернулся, пистолет попал в иллюминатор за моей спиной и упал мне под ноги, не причинив никакого вреда.

— Но никто не испортил моего пистолета, — жестко сказал Вайленд.

Сейчас никто не увидел бы в нем элегантного, слегка напыщенного высокопоставленного чиновника. Его лицо, изможденное, удивительно постаревшее, было покрыто потом. — И ты, Толбот, в конце ошибся. — Он часто и прерывисто дышал. — Тебе не удастся...

Полузасунув руку под пальто, он выпучил глаза на дуло тяжелого кольта, нацеленного ему в переносицу.

— Где... где ты взял его? Это ведь пистолет Ларри?

— Когда-то был. Вам следовало обыскать меня, а не Кеннеди, идиоты.

Естественно, это пистолет Ларри, этого наркомана, который заявил, что он твой сын. — Я внимательно следил за Вайлендом. У меня не было никакого желания затевать перестрелку на глубине 150 футов; неизвестно, что может случиться в результате. — Я забрал у него пистолет сегодня вечером, Вайленд, окало часа назад. Перед тем, как убил его.

— Перед чем?!

— Перед тем, как убил его.