— Перед чем?!

— Перед тем, как убил его. Я свернул ему шею. Издав какой-то непонятный звук — нечто среднее между всхлипом и стоном, — Вайленд бросился на меня. Однако его реакция была замедленной, а движения еще более медленными, и он без звука упал на пол, получив стволом кольта Ларри по темечку.

— Свяжи его, — приказал я Ройалу. В кабине имелся большой запас гибкого шнура, а Ройал не был таким дураком, чтобы спорить в этой ситуации. Пока он занимался Вайлендом, я выпустил через клапан бензин и на глубине порядка 120 футов замедлил скорость всплытия. И не успел он связать Вайленда и выпрямиться, как я ударил его рукояткой пистолета чуть пониже уха. Если раньше можно было вести себя с ними по-джентльменски, то теперь это время прошло — я настолько ослаб, настолько растворился в этом море боли, что знал: не смогу одновременно вести батискаф и следить за Ройалом. Я вообще сомневался, смогу ли довести батискаф.

Мне едва удалось добраться до платформы. Я помнил, как отдраил люк батискафа в кессоне, как отдал в микрофон нечетким, прерывающимся и чужим голосом команду закачать воздух в резиновое кольцо, как дополз и открыл замок входного люка. Больше я ничего не помню. Потом мне рассказали, что нашли нас всех без сознания.

— "Вечность это много времени, Толбот. Вечность — это навсегда. Но я буду ждать".

Пусть ждет. Вечность — слишком долгий срок, чтобы беспокоить меня.

Суд не смог осудить Вайленда, ибо он не дал ему такой возможности. По пути вверх, из батискафа в кессон, на 170-й ступеньке он просто разжал руки и полетел вниз. И даже ни разу не крикнул.

Я прошел мимо генерала и его жены. Впервые я встретил миссис Рутвен вчера, в первый день после выписки из госпиталя. Она оказалась очень обаятельной и приятной женщиной и была бесконечно признательна мне. Они предлагали мне все, начиная от поста на верхушке пирамиды в нефтяной компании Рутвена и кончая деньгами, которых хватило бы человеку на полдюжины жизней. Но я только улыбался, благодарил их и от всего отказался. В их предложениях не было ничего, что подошло бы мне. Вся власть и все деньги мира не могли вернуть мне ушедшие дни. К тому же за деньги нельзя было купить того, чего я желал больше всего на свете.

Мери Рутвен стояла на тротуаре подле бежевого «роллс-ройса» отца. На ней было изящное простое белое платьице, которое стоило не более тысячи долларов. Ее заплетенные в косы волосы были уложены в высокую прическу. Я никогда не видел ее такой очаровательной. Позади нее стоял Кеннеди.

Впервые я увидел его в выходном безукоризненно сшитом темно-синем костюме.

Увидев его таким хотя бы раз, трудно представить его в другом виде. Он больше не был шофером. Генерал знал, что его семья многим обязана Кеннеди и что невозможно расплатиться с ним зарплатой шофера. И я пожелал ему мысленно всего лучшего в этом мире — он был прекрасным парнем.

Я остановился у подножия лестницы. Легкий ветер, прилетевший с голубого Мексиканского залива, крутил по тротуару маленькие грязные смерчи, заставляя плясать обрывки бумаги.

Мери заметила меня и, поколебавшись секунду, подошла ко мне. Ее глаза были темными и затуманенными, но, возможно, мне это только показалось. Она прошептала что-то, чего я не смог разобрать. Затем неожиданно, стараясь не потревожить мою левую руку, которая все еще висела на повязке, обняла меня за шею, притянула мою голову и поцеловала. В следующий момент она уже шла к «роллс-ройсу» походкой плохо видящего человека. Кеннеди наблюдал за ней, затем поднял глаза на меня. Его лицо было, как обычно, спокойным и ничего не выражало. Я улыбнулся ему, и он улыбнулся в ответ. Прекрасный парень!

Я спустился по улице к берегу моря и завернул в бар. Выпивка мне не требовалась — просто подвернулся бар, я и зашел.