Павел Шестаков. Страх высоты
Мазин
— Я узнал, что кошки могут и не ловить мышей, если подворачивается что-то поприличнее. Мазин не удержался от этой фразы, хотя знал, что комиссару она не понравится: он был человеком простым, старой закалки и любил ясность. И действительно тот нахмурился: — Не можешь ты, Игорь Николаевич, без шуточек. А у меня это дело, знаешь, где сидит? — У меня тоже… — Вот и получается, что не до шуток. — Я не шучу. Просто сообщаю, что узнал. — Немного ты узнал. Комиссар сказал без осуждения, фиксируя факт. — Может, и это пригодится. — Насчет кошек, что ли? Мазин почувствовал иронию, но все-таки полез в карман и вынул записную книжку в затрепанной обложке. Полистал ее и, найдя нужную страницу, прочитал, вглядываясь в чужой почерк: — "Считается, что природа целенаправленна. Например, кошки существуют для того, чтобы уничтожать избыток мышей. Но ведь кошка, которую кормит хозяин, почти никогда не ловит мышей. Ей просто наплевать на свое назначение". — Что это за философия на мелком месте? — Это записная книжка Антона Тихомирова. — Не густо для доктора наук. — Не Гегель, конечно. Но попадаются и более интересные записи. — Ну? Тоже про кошек? — Частично. Про кошек и людей. Вот… "Вид _____ бесчисленное количество видов живого — след ______ длительных неудач природы в попытках создать _____ более высокоорганизованную модель. С этой точки зрения кошка — одна из неудачных моделей и только, а вовсе не часть целесообразного целого. Ее создали в порядке эксперимента и постарались забыть о ней, как о всякой неудаче. Относительной удачей стал человек, но и его нельзя признать совершенной моделью. Одна из ее слабейших сторон разрыв между сознанием и управлением. Никто не может всегда подчиняться воле и разуму. Больше того, основанное на инстинктах "самоуправление", как правило, находится в противодействии с попытками управления сознательного". Комиссар смотрел угрюмо. Мазин закрыл книжку. — Все? — Нет, есть и еще. — Ну, это в другой раз. В нерабочее время. Он ждал, что Мазин проявит настойчивость, но тот только вздохнул, и комиссар смягчился: — Да не смотри ты на меня, как на бурбона! Понимаю я все не хуже тебя! Вижу, что разобраться ты в этом человеке пытался. Но мы Ж с тобой не вольные художники. Нам результаты нужны. Сроки жмут. Дел целая куча. Преступнику-то невдомек, что Игорь Николаевич Мазин в психологию ушел. Не знает он этого и не ждет, пока ты с Тихомировым разберешься. Он свое дело делает, а нас с тобой за это по головке не гладят. Ну да что я тебе все, как маленькому, толкую. Сам знаешь! Мазин знал, разумеется. Он поднялся и слегка развел руками. Комиссар передвинул тяжелое пресс-папье с одного конца стола на другой: — Вот если б он в своей книжке написал, кто его убить собирается. Или что самому жить надоело. Ничего там такого нет? — Нет, — ответил Мазин, хоть было это, на его взгляд, не совсем так. Впрочем, того, о чем спрашивал комиссар, там действительно не было. — Ну и слава Богу. Мы люди не кровожадные. — Но, может быть, я шел по шаблону? Спрашивал себя: могли ли его убить? Видимо, нет. Были ли основания покончить с собой? Я их не нашел. Остался один вариант — несчастный случай. — Вот видишь! — Но за каким чертом, спрашивается, человеку среди ночи лезть на подоконник? — Да хотя бы гвоздь забивать! — Гвоздей, между прочим, там никаких не было. Но не в этих деталях дело. В конце концов, в жизни случается всякое. |
