— Значит, проект мой в печку?

Председатель выпил еще стопку, закусил с удовольствием:

— Зачем в печку? В стол его положи, в ящик. Пока в дальний, куда заглядываешь редко. Пусть полежит Жизнь, она ж на кукурузе не кончится.

— Утешили! А если я его все же вынесу на правление или на общее собрание?

— Честно сказать?

— Чего ж хитрить?

— И не буду хитрить. Первый против тебя выступлю.

— Сами-то вы хоть понимаете, что в моем плане рациональное зерно есть?

— Как не понять! Но на отдачу-то рассчитываешь через два-три года. А начинать с чего?

— Да на кукурузу ж больше понадобится!

— На кукурузу дадут. Все дадут: и семена, и удобрения, и машинами, и людьми помогут особенно на уборке. Потому что это государственный план, а не Антона Тихомирова. И потом, прямо скажу тебе, парень, если мы сейчас с твоей бумагой вылезем — это знаешь, как расценят?

Тут Антон и пыхнул:

— Боитесь?

Я перепугалась, чуть сковородку не уронила. Председатель-то у нас крутой. Что приемник привез — ни о чем не говорит. Думаю, трахнет кулаком по столу, как с ним на правлении случалось. А кулачища у него — по полпуда каждый!

Но не трахнул. Корочку понюхал только, усмехнулся:

— Значит, хлеб-соль ешь, а правду режь? Ладно, скажу правду. Не хочу я с этого колхоза уходить. Жизнь моя в нем оставлена. Понял? Тебе что? Снялся и пошел. Вся страна твоя. От Владивостока до Белостока, как нам перед войной в танковом училище говорили, а моя страна — вот она, в окошко почти всю видать. Я ее на этой вот шее после войны пахал. Поту тут моего больше, чем гербициду. Куда ж я отсюда пойду, а?

Сдался Антон:

— Ладно, ваша взяла. Давайте лучше выпьем.

— Ну давай. Обижаться тут нечего. Вот испытаем кукурузу, тогда и скажем.

Посидели они еще, допили водку, попрощались хорошо. А когда ушел председатель, Антон взял свою бумагу, зажег спичку и запалил.

— Зачем ты? — спрашиваю. — Пусть полежит.

— В дальнем ящике?

А сам смотрит на нее, не замечает, как она ему пальцы жжет.

— Умный, — говорит, — человек у нас председатель, все понимает, только видит не дальше, чем из окошка, это он правильно сказал.

— Значит, не сошлись они с председателем? — спросил Мазин.

— Нет, наоборот, очень даже подружились, — ответила Ирина неожиданно. — Сначала ругал Антон его, приспособленцем называл, трусом. Правда, хоть честный трус, говорил, и то хорошо.

Но тут весна подошла, обижаться некогда, с прля не вылазил от зари до зари. И все на кукурузе. Я его не понимала:

— Антон, ты же был самый ярый противник кукурузы, а теперь, кроме нее, ничего в колхозе не видишь.

Он посмеивался:

— С такими людьми нужно бороться фактами. Я хочу доказать, что при самых лучших условиях кукуруза у нас не пойдет. Все будет создано, чтобы никто не мог упрекнуть меня ни в чем, обвинить, что недоработали. Пусть сами увидят.

И увидели. Да совсем не то. Год выдался редкий. Раз в десять лет такой бывает. Весна теплая, ровная, лето влажное, жаркое, а осень и того лучше — солнечная, сухая. Короче, не кукуруза у нас выросла, а лес зеленый — в рост человеческий. Початки — прямо слитки золотые.

Антон растерялся. А председатель помалкивает. Ни хорошо, ни плохо ему не говорит. Но сам задумал свой план. Приехал из области корреспондент, он ему и выдал: истинный организатор победы — наш молодой агроном Антон Тихомиров. Антон не знал ничего. Вдруг заезжает к нам Иван Матвеевич.