Старик что-то вспомнил, и выражение его лица стало вновь рассеянным. Джеймс отвернулся. — Где Луиза?
— Луиза?
Джеймс по-прежнему наблюдал за отцом. Он столько раз хотел, чтобы его отец навсегда забыл о существовании Луизы Райдел, но сейчас испугался. Далтон тоже выглядел напуганным, а чувство страха всегда будило в нем медвежью злость. Его глаза загорались, а ладони сжимались в кулаки. И чтобы защититься, он всегда наносил удар первым.
— Почему бы тебе не говорить нормально по-английски, — бросил Далтон. — Хватит нести эту бессмыслицу, когда ты знаешь, что я не понимаю ни слова. Повтори снова, будь любезен.
— Я спросил тебя… — начал медленно Джеймс.
— Черт побери, — произнес Далтон, шмыгнув носом. На кухне подгорал маисовый хлеб. Запах был резким и сладковатым, похожим на запах карамели. Джеймс вбежал в дом и увидел, что вся кухня в дыму. Противень в духовке был охвачен огнем. Джеймс схватил рукавицу, сунул руку в духовку и выбросил горящий кусок в раковину.
В соседней комнате заплакал ребенок. Иногда Луиза сидела со своей маленькой внучкой, Эммой, ребенком своей дочери Рут. Чертыхаясь, Далтон потопал в ту комнату. Должно быть, его оставили следить за духовкой и присматривать за девочкой, но он забыл об этом из-за птиц.
— Что это? Где Далтон? — спросила Луиза Райдел, вбегая на кухню с подсолнухами в руках.
— Хлеб загорелся, — ответил Джеймс, — как мне показалось. Ты оставила папу следить за едой и Эммой?
Луиза посмотрела на черный противень. Ее лицо мгновенно потускнело. Протянув Джеймсу цветы, она взялась соскребать обуглившиеся остатки, а потом выбросила их вместе с размокшим куском сгоревшего хлеба в мусор.
— Не говори со мной таким тоном, Джеймс Такер. — Я вышла на минутку, чтобы собрать немного цветов.
— Да, точно. Ты не должна выпускать ее из виду, — резко ответил Джеймс. — Ни на минуту. Дом мог сгореть дотла.
— Ты учишь меня, как быть бабушкой?
— Мой отец не может позаботиться о себе, не говоря уже о ребенке.
— А теперь послушай-ка, — начала Луиза, и ее глаза засверкали от гнева.
— Я забыл, что должен был делать. — Далтон появился с Эммой, сидящей у него на руках. Это была очень хорошенькая маленькая девочка с золотистыми волосами. Она улыбалась на руках у Далтона, будто пожар, как и ссора, совершенно ее не волновали. — Проклятие. Когда я почуял, что хлеб подгорел, то вспомнил, что должен был присмотреть за этим маленьким ангелочком.
Джеймс промолчал. Его отец перепутал последовательность событий, но теперь это было уже не важно. Эмма схватила Далтона за уши, стараясь заглянуть ему в глаза. «Бывало, так же раньше делала Сейдж», — подумал Джеймс. Она обожала своего деда, и он души в ней не чаял.
— Не волнуйся, дорогой, — проговорила Луиза — загорелая, статная женщина, как всегда, выглядевшая превосходно. На ней была темно-синяя юбка, светло-сиреневая блузка и фиолетовые ботинки. В ушах поблескивали серебряные сережки, а на шее красовалось бирюзовое ожерелье. Ее длинные золотисто-каштановые волосы были заплетены в аккуратную косу. Подняв голову, Луиза лучезарно улыбнулась, чтобы успокоить Далтона Такера.
— Не волноваться? — спросил Далтон, которым Эмма занялась уже вплотную. Ей было два с половиной года. Она была совсем светленькой, полной противоположностью темноволосой Сейдж, и Джеймс размышлял, скучает ли его отец по своей внучке. Помнит ли вообще он ее…
— Ни о чем не волнуйся, — проговорила Луиза голосом, полным любви, но при этом бросила на Джеймса холодный взгляд. |