– А потом?

– Потом, ваше высокоблагородие, не мог потрафить в арестантской роте.

– И что же?

– Да ничего. Попал под суд, прогнали скрозь строй, лишен солдатского звания и сослан в каторжную работу в Александровский винокуренный завод; оттуда бежал, пойман, наказан плетьми, с постановлением литеры Б. ниже локтя, с назначением в Петровский железный завод, откуда бежал вторично и добровольно явился в Омутинской волости.

– И не добровольно, а поймали, – вмешался десятский.

– Почтенный старичок, где же поймали? Как бы я хотел уйти, нечто ты укараулишь? Смотри.

Скляров тряхнул ногою, и деревенские кандалы слетели.

– Ты это видишь? То-то же!

– Куда же ты пробирался?

– Да куда глаза глядят. Мы, бродяги, все больше так ходим. А что, ваше высокоблагородие, об манифесте ничего не слышно?

– О каком манифесте?

– Да вот памятник в Новгороде открывают, так по этому случаю?

Слухи и толки о манифесте по случаю открытия новгородского памятника в Сибири были повсеместны, и бродяги сильно на него рассчитывали.

– Что же теперь с тобою будет?

– Да ничего. Накажут плетьми, поставят слово како (с. к., то есть ссыльно-каторжный) на руке и на лопатке и пошлют в нерчинское ведомство. Вы, ваше высокоблагородие, куда изволите ехать?

– В Иркутск.

– Бывал-с, город хороший.

– Послушай, Скляров, ты правду мне говорил?

– А на что же мне лгать? Приедете в Иркутск, можно справиться в экспедиции о ссыльных по статейному списку.

– А из нерчинского ведомства уйдешь, или оттуда трудно?

– Это, ваше высокоблагородие, глядя по делу. Труда большого нет. Оттуда всего больше бегают. Года вот мои проходят – вот что-с! Мне ведь без года пятьдесят, ваше высокоблагородие.

На вид ему было не больше сорока.

– Надо полагать, ваше высокоблагородие, в Сибири недавно?

– Отчего ты так думаешь?

– Да нашим братом антиресуетесь. Поживите, присмотритесь; тут нас много.

– По дороге буду встречать?

– Никак нет-с. Наши тут все сторонами пробираются, маршлут свой имеют. До самой Бирюсы, то есть до иркутской границы, по большой дороге не ходим. Ну, а там если б ехали весною, то как бараны идут. Теперь, к осени, становится меньше, а все будут попадаться. Только теперь настоящих старых бродяг мало; в тех местах по осени идут больше перваки. Настоящие мастера проходят раннею весною.

– Ты же из каких?

– Да я что, всего по второму. А есть молодцы: кругом шестнадцать, или кругом Иван Иваныч, значит весь в клеймах. По десятому и больше. Раза по два на приковку к тачке осужден.

Скляров видимо одушевился.

– Ну, а встретишься с этаким, ничего?

– Я, ваше высокоблагородие, докладывал – бараны, бараны и есть. Мухи не обидят, не то что человека. Христа ради попросят: дали – спаси господь; нет – на здоровье.

– Ну, кое-когда и забижают, – заметил хозяин.

– С голоду разве, да и то не всегда.