Вы слепцы! Вы заключили вечный союз между мужчиной и женщиной, как будто вы в состоянии изменить природу в соответствии со своими мыслями и фантазиями, как будто вы можете сказать растению: цвети, но не отцветай и не приноси плодов! Седой странник улыбнулся, однако в этой солнечной улыбке не таилось ни злобы, ни презрения, ни насмешки, -- ничего, кроме безоблачной ясности осознания.

-- Я познакомился и с проклятием, -- заговорил он дальше, -- заложенным в собственности, во всякого рода имуществе. Нажитое разбоем и убийством, благодаря воровству и мошенничеству, оно продолжает и впредь порождать ненависть и ссору, разбой и убийство, воровство и мошенничество без конца и края! Как будто в полях в изобилии не колосятся хлеба, как будто щедро не плодоносят деревья и животные вдоволь не дают молока. Однако в каиновых детях живет демоническая алчность к собственности, свирепое желание все урвать себе, лишь бы другим не досталось. И мало того, что отдельный человек насилием и коварством захватывает себе одному столько имущества, сколько хватило бы на жизнь сотням, часто даже тысячам других людей, словно собирается обосноваться здесь навечно он сам и его отродье. Он передает имущество по наследству своим детям и внукам, которые испражняются на шелковых подушках в то время, как дети неимущих опускаются до плачевного состояния. Один пытается получить, другой удержать то, что имеет. Неимущий ведет войну против имущего, борьбу бесконечную, один человек поднимается, другой падает и снова начинает взбираться. И никакого компромисса, никакой справедливости! Каждый день братья продают Иосифа в рабство, каждый день Каин проливает кровь своего брата, и кровь взывает к небу.

Старик, словно защищаясь, вытянул руки перед собой в благородном негодовании.

-- Все же человек слишком слаб, чтобы в одиночку вести войну против множества своих собратьев, -- продолжал он, -- и дети Каина объединились для грабежа и убийства в общины, народы и государства. Теперь эгоизм отдельного человека, пожалуй, во многом был стеснен, а его охота к разбою и кровожадность оказались ограничены. Но своды законов, которые должны были защищать от новых преступлений, лишь придавали силу и величие преступлениям прежних времен и поколений. Да и государством эгоизм не особенно сдерживается. Нам против воли -- в зависимости от целей, которые преследуют правители, -- навязывается чужая вера, чужой язык, чуждые убеждения или, во всяком случае, преследуются и хиреют наши; мы подчинены планам, к которым испытываем отвращение, и нам препятствуют в наших исканиях; из нашего пота, даже из нашей крови чеканят деньги, чтобы оплачивать капризы правителей, охоту и женщин, армию, науки или изящные искусства. Заключаются всевозможные договоры и тут же безрассудно и бесстыдно нарушаются. Как часто будущее целой нации в одночасье приносилось в жертву княжескому соблазну! Лазутчики прокрадываются в семьи и расторгают узы душевности и нравственности, женщина предает мужчину, сын -- отца, друг -- друга. Право извращается. От народа вместо образования -единственного средства всеобщего перелома -- отделываются пренебрежительной подачкой, осведомленность и познание изгоняются в узкие общественные круги. Те, кто защищает интересы народа пером и словом, подвергаются преследованиям, истреблению или подкупаются и превращаются в апостолов лжи. Те же, кто служит народу под видом интересов государства, ищут лишь собственной выгоды и обкрадывают народ даже когда называют его своим богом. Народ, в конце концов, оплачивает собственную кабалу, позор и оболванивание.