– Этот мир устроен иначе, милая, – сказал Скиф со вздохом. – Здесь очень долгий день… такой долгий, что наши с тобой правнуки не дождались бы его конца.

По губам Сийи скользнула лукавая усмешка.

– Тогда не станем ждать темноты и лун… Иначе откуда у нас появятся правнуки?

Разумная мысль, с энтузиазмом отметил Скиф, но все же поинтересовался:

– А как с заветами Безмолвных? Я не хочу, чтоб ты их нарушила и понесла наказание.

– Безмолвные добры. И они соединили нас не затем, чтоб мы держались за руки, ожидая ночи, которая никогда не наступит.

– Но если ты… если у тебя родится мальчик? – продолжал настаивать Скиф.

Губы Сийи сурово сжались; похоже, она не впервые размышляла над этой проблемой, и решение ее было нелегким. Но вот пальцы девушки переплелись с пальцами Скифа, и она прошептала:

– Тогда мы останемся здесь, светловолосый, или уйдем в твой мир. Какой он? Ты говорил мне о нем, но все сказанное было похоже на странную песню о магии и чудесах… Я так и не поняла, плох он или хорош. У вас строят великие города и ровные дороги для волшебных колесниц… летают в небе словно птицы и плывут из одной земли в другую на огромных таргадах… Раз плывут, значит, есть моря. А деревья и травы? Степь и лес?

– Мир мой не слишком хорош, но и не слишком плох, – ответил Скиф. – Во всяком случае, есть там леса и горы, есть степи и моря, есть солнце и есть луна… И все ночи там будут нашими, ласточка.

Сийя вздохнула, ресницы ее опустились словно два крохотных пушистых веера, на щеках заиграл румянец. «Бедная ты моя, милая, – подумал Скиф. – Степь‑то у нас есть, да не поскачешь в нее на быстром коне, с мечом у пояса и с луком за плечами… А коль поскачешь, так тут же и слезешь, с самыми неприятными разговорами насчет потоптанной кукурузы или там картошки…» Он тоже вздохнул и, не выпуская тонкого стана Сийи, принялся размышлять о другом. К примеру, о загадочных установках, что скрывались где‑то внизу, под желтыми травами, слоем почвы и скальным основанием равнины. Установки тут были наверняка, ибо тяготение казалось нормальным, а воздух никуда не улетучивался; значит, трудились в толще сархатской сферы какие‑то гравитационные компенсаторы, регуляторы или предохранители – тем более что сфера была еще не замкнутой, и трудно представить, какой ад творится на границе, где продолжалась эта тысячелетняя стройка. Но и здесь, на желтой равнине, работа была не закончена; степь эта походила на нежилое здание, куда ни мебели не внесли, ни занавесок на окнах еще не повесили. Единственной мебелью – правда, крупногабаритной – являлась та самая колоннада, что маячила за их спинами.

– Хватит, – сказал Сарагоса и развернулся. Теперь странники могли оглядеть нефритовую постройку с расстояния тысячи шагов, и показалась она Скифу весьма похожей на стадион. Круглый стадион солидных размеров, с колоннами толщиной с башню и вдобавок крытый – его купол, прозрачный и приплюснутый, поблескивал на солнце. Других сооружений – в радиусе ста или двухсот, а может, тысячи километров – не замечалось.

У Пал Нилыча, вероятно, также возникли спортивные ассоциации.

– Цирк, – пробормотал он, – арена… А для чего? Гимнастикой заниматься? Как думаешь, князь? Может, они здесь олимпиады проводят?

– Конечно, генацвале, – подхватил Джамаль. – А кто выиграл – тому полноценную личность дают, титул оринхо, медаль и бочку цинандали. Чтоб пил хорошее вино и правил по справедливости.

Сарагоса окинул звездного странника сумрачным взглядом.

– Ты вот что, Наблюдатель… Есть что сказать, говори, а нет, так помолчи.