Не время для шуточек, дорогой! Я ведь тебя серьезно спрашиваю.
– Во‑первых, Нилыч, для шуток всегда время. А во‑вторых, что я могу сказать? Не больше, чем ты. На космический корабль этот зеленый бублик с колоннами не похож, на Казанский собор или Пентагон тоже. Боюсь, ни Творцов, ни генералов нам тут не сыскать.
– Отчего же? – Сарагоса насупил брови. – Большое здание, стоит отдельно, при куполе и колоннах… Очень даже напоминает собор! Или какой‑то центр, особое место – скажем, святилище или музей… Ну ладно, – решил он, – возвращаемся! Осмотрим его, поищем другие двери да поразмыслим, где здесь Пентагоны с генералами и храмы с Творцами.
Они вернулись и часа Три осматривали огромное кольцо, выстроенное из похожего на нефрит материала. Но то был, конечно, не камень; стены и потолок во внутренних помещениях, стоило лишь приложить к ним ладонь, начинали светиться, и каких‑либо швов или стыков отдельных деталей не замечалось. Сперва они обогнули всю террасу с колоннами, считая шаги, и выяснили, что окружность кольца составляет два километра с половиной; затем прошли внутрь и принялись исследовать анфиладу больших и малых полостей, соединенных извилистыми переходами и уходившими в стены дверьми.
Вид этих камер, ничем не напоминавших коридоры и залы серого лабиринта, не вызывал и аналогий с земным жилищем либо иным сооружением. Их нельзя было назвать комнатами или залами, так как ровным здесь был только пол, а форма их не поддавалась определению – не круглые и не прямоугольные, но прихотливо‑извилистые, словно кляксы или пятна теста Роршаха, они тянулись одно за другим, и стены их, плавно переходившие в потолки, покрытые бороздками, горбами и вмятинами, напоминали поверхность каштана. Не комнаты – полости, выточенные в сердцевине нефрита гигантским червем, заодно отполировавшим похожий на камень материал до зеркального блеска. Стены на ощупь казались гладкими и теплыми, их бледно‑зеленоватое сияние было приятным для глаз, однако каким‑то неравномерным: казалось, впадины светятся не так ярко, и свет их имеет молочный матовый оттенок, тогда как выпуклые области испускали больше зеленого.
В камерах имелась мебель, но сказать, что она стояла там, было бы неверно. Округлые куски мягкой ткани или какого‑то пластика парили над полом на высоте полуметра; эти упругие ложа легко выдерживали вес Сийи и лишь слегка прогибались под грузным телом Пал Нилыча. Их можно было передвинуть, но не опустить и не приподнять; любое усилие, направленное по вертикали, делало легкий на вид материал неподъемным грузом. Скиф для интереса прострелил пару этих странных лежаков – или сидений? – из лазера, не добившись никакой реакции – в них появились дырки размером в палец, и больше ничего.
Были в камерах еще бассейны и шестиугольные окна, такие же, как запечатанное Джамалем. Врат обнаружилось немного, три десятка, а вот бассейнов с чистой и теплой водой Скиф насчитал около сотни. Они располагались в самых обширных полостях и выглядели неглубокими, всего метр‑полтора; их бортики имели такую же неопределенную и прихотливую форму, как сами камеры.
Шагая вслед за Сарагосой, то хмурившимся, то в недоумении качавшим головой, Скиф размышлял о цели и смысле этой огромной нефритовой конструкции, заброшенной в необозримую и пустую степь. Необозримость и пустота казались ему понятными; сфера сархов, пусть еще не завершенная, была столь велика, что здесь разместились бы миллиарды поселений и миллиарды миллиардов живых существ. Очевидно, пустых и неосвоенных пространств тут имелось больше, чем застроенных и заселенных, и они просто угодили в одно из таких белых – или, если угодно, желтых – пятен. Но каково назначение этого кольца, окруженного колоннадой, прикрытого сверху прозрачным, блестящим на солнце куполом?
Бассейны и ложа наводили на мысль об отдыхе, однако эта мысль вызывала у Скифа некое внутреннее сопротивление. |