– Для сегани ты слишком часто поминаешь Творца, – отозвался страж. – Если тебя услышат оринхо, садры или иркозы, твоя плоть и твои кости растают во Мгле Разложения. Или ты собираешься отправить туда меня?

«Нехорошо, за провокатора принял», – мелькнуло у Скифа в голове. Он придвинулся к охраннику поближе.

– Творец велик! Разве я сказал нечто непозволительное? Любовь к Творцу живет в моей душе… живет уже много Оборотов, с момента Второго Рождения… И она так велика, что я готов уйти в Туман, лишь бы повидать его воочию.

Страж отшатнулся.

– Когда ты успел вкусить запах воспоминаний? Ты ведь отправляешься в токад, а не идешь обратно! – Он махнул тощей конечностью в сторону шестиугольных врат. – Однако речи твои кажутся странными – такими странными, будто ты просидел в токаде все Обороты после Воплощения… Иди, наслаждайся, – он снова вытянул руку к вратам, – и не поминай то, что не положено поминать!

– Там ждет меня Творец? – Скиф в свою очередь показал на зеленую завесу.

Похоже, это замечание добило длинношеего охранника. В левой руке его словно по волшебству очутился жезл, правая цепко ухватила Скифа за плечо.

– Там ждет тебя Туман! – глухо прорычал страж. – Сейчас я…

Закончить он не успел; дернув плечом, Скиф стиснул его шею в крепком захвате, что‑то хрустнуло, и тщедушный разом обмяк. Не выпуская его, Скиф нырнул в зеленые врата.

– Задержался, парень? – услышал он голос Сарагосы. – Срочные дела, э?

– Да вот, поговорили… – рука его разжалась, и тело с глухим стуком рухнуло вниз. Вывернутая шея стража торчала под неестественным углом, но каска с головы не свалилась. Впрочем, Скиф не жаждал заглянуть ему в физиономию.

– Опять тебе с «языком» не повезло, – отметил Сарагоса и кивнул Джамалю. – Ну, раз с той стороны никого нет, закрывай дверку, князь. Спокойней будет.

Руки звездного странника распростерлись, словно птичьи крылья, потом сошлись; изумрудный шестиугольник послушно обратился в узкую полоску. Сразу стало темно; теперь Скиф видел лишь мерцающую зеленую щель да смутные очертания трех фигур – массивные контуры плеч Сарагосы и подальше Сийю с Джамалем.

– Пошли, – молвил Пал Нилыч, – поглядим, что к чему. Зашелестела дверь – видимо, она откатывалась вбок, как в амм‑хамматском убежище Посредника‑тавала. Стараясь ступать неслышно, все четверо миновали неширокий дверной проем, еще один темный коридор или камеру, еще одну дверь. Только лишь Джамаль растворил ее, как яркие солнечные лучи брызнули прямо в глаза, заставив их зажмуриться; потом Скиф услыхал радостное восклицание Сийи и приподнял веки.

Они стояли на крытой террасе с колоннами, довольно широкой, вымощенной на первый взгляд полированным нефритом и тянувшейся в обе стороны метров на пятьсот. Колоннада плавно заворачивала, словно огромное здание, которому она служила фасадом, выстроили в форме круга или кольца; сами колонны тоже были круглыми, массивными, цвета бледно‑зеленого нефрита, и вздымались вверх на высоту десяти‑двенадцати человеческих ростов. Эта конструкция напомнила Скифу большую кольцевую галерею, обнимавшую основание Куу‑Каппы, шардисского города в океане, где он побывал три недели назад; казалось, с тех пор минула уже целая вечность.

Но за колоннами Куу‑Каппы текли и струились сине‑зеленые океанские воды, а здесь все было желтым – не золотым, не песочным, а ярко‑желтым, цвета яичного желтка. Эта желтая равнина уходила вдаль на десятки или сотни километров, но там, где глаз привычно искал линию горизонта, вдруг принималась ползти вверх – сначала плавно, затем все круче и круче, уподобляясь склону некой гигантской горы, взметнувшейся вверх на те же десятки или сотни километров.