За дверью прячется Нечто, пахнущее беспощадной, промозглой тьмой, от которой по позвоночнику пробегает ледяная дрожь. Подобное чувство я испытала в полуразрушенном доме на окраинах Чаттануги, когда впервые отправилась с отцом на охоту. Оно возникло за секунду до появления полтергейста, который тотчас стал швырять в нас осколки стекла. Причем делал это с такой силой, что они с едва слышным звоном без труда пробивали ненадежные стены коридора.

Чувство грядущей опасности вновь пришло в захолустье в Южной Каролине. Местный король вуду наслал тогда на отца несколько зомби, пытаясь отомстить за вмешательство в его дела. Папа снимал заклятия и порчу, которые злой колдун насылал на неугодных, стоящих у него на пути людей. В тот раз пригодились все знания, полученные от бабушки и найденные в старинных книгах, чтобы прорваться сквозь тьму древних, хитроумно сплетенных заклятий, а отец был тяжело ранен и потерял много крови в битве с зомби. Тогда нам пришлось несладко!

Сейчас все мое существо вопит о неминуемой опасности. Громко, очень громко, но слов не слышно!

— Не входи! — кричу я в очередной тщетной попытке прорваться сквозь тишину. — За дверью стоит смерть! Не входи!

Охотник по-прежнему крадется вдоль коридора. С каждым его шагом гул в голове усиливается, и, в конце концов, я не выдерживаю, чувствуя, как меня покидает сознание. Сон растекается цветными чернилами на мокром холсте, и пока он не рассеялся полностью, я в последний раз пытаюсь докричаться до охотника и предупредить о нависшей опасности…

А он даже не оглядывается и продолжает бесшумно приближаться к двери. Сон медленно тает, словно сбивается резкость в объективе камеры, и по краям наползает темнота.

Я не оставляю попыток выдавить из горла предупреждающий крик, но вот отец медленно, словно лунатик, протягивает руку и поворачивает дверную ручку. Притаившаяся за дверью тьма с дьявольским, пробирающим до дрожи хохотом обрушивается на него…

Глава 3

Я проснулась, будто от толчка, словно одним резким нажатием на поршень шприца в кровь ввели лошадиную дозу крепкого-прекрепкого кофе. В правой руке судорожно сжаты обломки, некогда бывшие карандашом. Голова раскалывается от чудовищной боли и больше напоминает шар для боулинга, треснувший в нежных, но крепких объятиях великана. Я открыла глаза и не смогла сдержать громкого стона.

Сквозь оконное стекло в комнату проникал серый свет, по которому невозможно определить время суток. Огромный дом превратился в безмолвную ледяную пещеру.

Я приподнялась и охнула от боли. В висках пульсировала кровь, ребра ныли. Оказывается, во сне я перевернулась на бок и уперлась спиной в стену, а в живот врезался уголок альбома для рисования.

Я моргала глазами, которые как будто засыпало песком, и прислушивалась к шуму обогревателя, пытаясь различить сквозь его гудение дыхание отца, долгожданные шаги в гостиной.

Тишина.

Будильник стоял отключенный. Я смутно вспомнила, как сквозь сон нащупывала кнопку надрывающегося в беспросветную рань будильника и чуть не уколола ладонь сломанным карандашом.

Спрыгнув с кровати, я босиком выскользнула в коридор. Теплый плед не спасал от холода, но я укуталась в него по уши и сразу направилась к другой спальне в конце коридора, что рядом с лестницей.

Дверь была открыта, но шторы в комнате опущены. Я заглянула внутрь. Отцовская раскладушка и армейский сундучок стояли на обычном месте. Деревянный ящик с личными папиными вещами, у которого мне ни разу не доводилось даже приподнять крышку.