— Иона Шекет ваших предков ловил еще полтысячелетия назад!

Это была бы истинная правда, но на публикацию подобных сведений пока еще не сняли цензурный запрет. Смысла в этом, на мой взгляд, не было никакого, потому что все знают, кто такие патрульные времени, чем они занимаются и насколько рискованное у них занятие. Я прослужил в Патруле всего ничего — лет сорок. Я имею в виду независимые годы, проведенные мной в иных эпохах. В своем времени я успел получить, между тем, всего три месячных зарплаты. Каково? С одной стороны, начальство было право: в нашем времени прошло всего три месяца, за них мне и заплатили. Время, проведенное в иных временах (пусть меня простят за этот странный литературный оборот), в зачет не шло, это меня и возмутило. Вы думаете, профсоюз за меня вступился? Ничуть не бывало, мне сказали, что я сорок лет не платил членские взносы, и потому они не намерены защищать мои интересы.

Конечно, служба была интересна, иногда даже интригующа, но согласитесь, очень неприятно, возвращаясь с задания, ощущать себя постаревшим на полный срок — от месяца до полугода, в зависимости от обстоятельств, — в то время как в реальности прошли всего десять-двадцать секунд, ровно столько, сколько нужно оператору, чтобы нажать на клавишу пуска, проверить контрольный отсчет и вытащить патрульного из колодца времени.

Я знаю, что кое-кто из патрульных повредился в уме от такой работенки — отправляешься на задание, полгода ищешь в каком-нибудь XVI или Х веке скрывшегося там террориста, спишь в навозе и ходишь, будто оборванец, возвращаешься, а жена говорит тебе, как ни в чем не бывало: «Ты почему, милый, опоздал сегодня с работы на полчаса? Завел себе любовницу?». А от тебя, между прочим, пахнет не дорогими духами, а лошадиным потом. Поневоле свихнешься.

Я-то сохранил бодрость духа и тела, но потому лишь, что не имел в те годы не только жены, но даже подруги сердца. Когда меня спрашивают любопытные, почему я все-таки оставил службу в Патруле и перешел в звездные рейнджеры, обычно я отвечаю: «Наскучило! Все одно и то же». На самом деле это не совсем так. Просто случилось то, что всегда когда-нибудь случается с мужчинами, даже такими закоренелыми холостяками, как я.

Я влюбился. Хорошо, если бы в женщину из плоти и крови. Сложность была в том, что влюбился я в богиню. Точнее говоря — в мраморного идола.

Произошло это так.

Изображение господина Бецалеля, моего начальника в Патруле времени, призвало как-то меня под свои светлые очи и потребовало:

— Новое задание: обнаружить и обезвредить Тито ди Абруццо, диверсанта, наемника и негодяя. Согласно агентурным данным, его видели на празднике богини Афины неподалеку от Салоник в шестьдесят пятом году до новой эры. Вот вам фотография Абруццо, отправляйтесь.

Обычно я получал именно такие задания: точные и неопределенные в равной степени. Точно — кого нужно убрать и очень неопределенно — как и когда это сделать. На мое усмотрение.

Я отправился в Древнюю Грецию с легким предчувствием того, что задание окажется не таким простым, каким выглядело вначале. Выбравшись в реальность из колодца времени, я оказался на каком-то холме, вдали виднелось море, а между мной и берегом вилась тропинка, по которой я и спустился навстречу собственной судьбе. На краю оливковой рощи, тянувшейся вдоль берега на некотором отдалении от прибоя, стояло человек сто — типичные древние греки, здоровенные мужчины в туниках с привязанными к поясу мечами самой разной длины; за одним типом совершенно зверского вида меч волочился, царапая острием землю.

Должен сказать, что и у меня вид был в тот момент не лучше — тунику и меч подобрал мне Иосиф Дар, большой знаток эллинизма. Я подошел, и меня встретили как своего — радостным ржанием.