Но сначала я хочу, чтобы ты кое над чем подумал. Что было бы, если бы мы вчера убили все организмы?
— Не понимаю…
— Ты меня удивляешь, Вегги. Мы же так давно этого ждали: первого контакта человека с инопланетной формой жизни. Да, признаю, микроскопической, но тем не менее это — внеземная жизнь! Как по-твоему, научная общественность Земли хоть сколько-нибудь заинтересуется?
— Конечно, — кивнул Хольтцманн. — Мы пошлем домой образцы астероида.
Надо было его убедить, что моя идея — единственный выход.
— Откуда ты знаешь, что ученые сумеют вырастить его в искусственной питательной среде? Что, если в ваших телах содержатся единственные жизнеспособные организмы? Ты хочешь рискнуть раз и навсегда их уничтожить?
Хольтцманн побледнел:
— Ты же не предлагаешь просто дать им в нас размножаться, точно мы подопытные кролики…
Тут вмешалась Ами:
— Нет, микроорганизмы мы заберем. Скорее всего мы сумеем сохранить их в себе живыми, одновременно ограничивая развитие.
— При одном условии, — добавил я. — Возвращение на Землю, разумеется. И полное помилование. В противном случае мы просто дадим тебе и остальным цвести, пока не сможете и пальцем пошевелить. И поверь нам, они готовы к самовоспроизведению. Мы оба это вчера видели.
Хольтцманн нерешительно погладил лежащую рядом с ним на койке ракетницу.
— Да ладно тебе, Вегги, взгляни фактам в лицо, это отличная сделка. Ты можешь нас убить, но не можешь заставить исцелить тебя. А если мы получим что хотим, вы все уйдете здоровыми. И у тебя будет законная причина заменить нас клеткоглядом, который приедет сюда потому, что верит в то, что вы тут делаете.
Целую минуту Хольтцманн сидел как каменный и лишь потом открыл рот:
— Если вы преуспеете…
— Не сомневайся, — с излишней уверенностью отозвался я. — Насколько я понимаю, у нас сделка?
Он был слишком зол, чтобы ответить, и мог только кивнуть.
— Полагаю, ты все еще хочешь быть последним, — сказал я, лишь бы еще чуточку повернуть нож в ране. В присутствии остальных он не мог отказаться.
Мыс Ами подошли к одной женщине и вместе положили ей руки на плечи.
В долю секунды мы оказались внутри нее, работали слаженно, объединив свой талант.
На сей раз мы нацелились прямо на стебли цветов.
В какое-то мгновение я почувствовал себя беззащитным, как это бывало, когда я стоял без скафандра на поверхности Марса. Сейчас Ами могла совершить любое предательство, напасть на меня через общего пациента. Выдержит ли наше перемирие? Реально ли оно?
Тут меня осенило, что и ее, вероятно, мучают те же сомнения.
А потом у меня больше не было времени на беспокойство.
Появились первые часовые.
В точности как в моем — в нашем — сне, я прижал, обездвиживая, первый организм, а Ами растворила стенку клетки.
Оттуда, таща за собой хвост радужных искр, выплеснулись неведомые органеллы, непохожие ни на что земное, и погибли без поддержки цитоплазмы. С ними справятся макрофаги тела. Я же нырнул в ядро и развернул его генетический материал. Основы были странными, чужими, закрученными слева направо — полная противоположность земной ДНК. Неудивительно, что он нас выбросил. Мы с Ами изучали его бесконечно краткий миг. Большего нам и не требовалось.
Теперь мы знали, как их убивать. Поодиночке или вместе.
Мы проскользнули через все узлы зараженной плоти, тысячами уничтожая чужаков. За собой мы оставляли их трупы, а в человеческом теле инициировали механизмы регенерации, которые вскоре сотрут все следы цветов.
Закончив с первой женщиной, мы перешли к одному из мужчин.
Несмотря на то что мы умели теперь убивать вирус по отдельности, за каждого следующего пораженного мы брались вместе. |