Генерал кивнул ему, затем свободным, непринужденным жестом указал на разостланную кошму и пригласил садиться.

– Простите, генерал, – сказал Лесли, – прежде всего, заботясь о своих бывших подчиненных, я обязан поинтересоваться их судьбой. Где и как будут размещены пленные солдаты, обеспечены ли им питание и кров?

Ковалев, непонятно прищурившись, усмехнулся, негромко кинул сидевшему неподалеку негру:

– Каамо, сваргань ка нам кофе, – и лишь затем на английском ответил Лесли: – Понятия не имею, полковник, чем и как обеспечены ваши бывшие подчиненные. В плен я их не брал и брать не собираюсь. Не строить же нам специальные лагеря для английских подданных! И без того у буров достаточно хлопот, и, смею вас заверить, горьких хлопот.

Лесли растерялся.

– То есть… Вы хотите сказать…

– Мои ребята отшвырнут ваших подальше, чтобы неповадно им было соваться, куда не надо, и все. Оружие и боеприпасы мы, конечно, прихватим. Вас интересует что нибудь еще? – Он даже изысканно поклонился при этом офицерам – определенно посмеивался над ними, если не издевался.

Полковник Лесли мысленно прикусил губу, сдержался, спросил учтиво:

– Позвольте узнать, а наша с майором Гоббсом судьба?..

– Не сочтите себя обиженными, – Ковалев опять усмехнулся, – но вы мне тоже не нужны. Кормить вас за счет народа – зачем же? Пытаться переменить ваши убеждения – вы едва ли их перемените. Вот выпьем кофе и распрощаемся.

Лесли поджал губы.

– Извините, генерал, но, в таком случае, лучше будет, если вы разрешите нам отказаться от вашего гостеприимства.

– Ну ну! – грубовато сказал Ковалев и ожег офицеров недобрым взглядом. – Вас ведь не в гости приглашали. Считайте, что вы у меня на особом режиме. Каамо, побыстрее кофе и сам присаживайся сюда…

Привычным движением он вытянул из кармана римпи – кисет из антилопьей кожи – и начал набивать трубку. Лесли хмуро посмотрел на него. Ему хотелось разглядеть этого необычного бурского генерала. Одет Кофальоф был как все буры: шляпа, грубая суконная куртка, сапоги. И лицо у него было обыкновенное – борода, усы, сухощавое, совсем молодое, но очень усталое, а глаза покраснели от бессонья…

 

 

3

 

Жизнь была кочевая, полошная, и все таки Каамо не расставался с книгами. Несколько штук их всегда можно было найти в его переметной суме. До них добирался иногда и Петр, только случалось это редко, в часы передышек, а передышек было совсем мало.

После разгрома бригады Торнейкрофта обе стороны на какое то время утихомирились, Петр решил дать своим бойцам отдохнуть. Сам он разбил лагерь в верховьях одного из притоков Олифант ривер, времени стало непривычно много, и на второй или третий день безделья он с удовольствием вспомнил о книгах Каамо:

– Ка, тряхни ка свою суму, дай что нибудь почитать.

Каамо принес две книжки.

– Это я читал, дай другие.

– Других нет, это все. Ты удивляешься, какой Каамо растеряха: было много, осталось две, да? Все остались, только я их теперь не таскаю с собой. У меня теперь библиотека. Я все книги держу у Антониса. Там, где верхний склад динамита. Уже пятьдесят три книги.

– Ого, действительно библиотека! Ты слышишь, Пауль?

Каамо расплылся в улыбке. Молодой Петерсон хмыкнул.

– Ему, наверное, интереснее коллекционировать их, чем читать.

Он сказал это шутливо, однако Петр уловил скрытое пренебрежение к способностям негра. Чисто бурское, устоявшееся во многих поколениях пренебрежение.