На огневых позициях буров остались только стрелки наблюдатели. Остальные ушли в лагерь. В тени громадного баобаба собралось вокруг пастора несколько сот буров. Торжественные плавные псалмы неслись оттуда.

– Завели на целый день ради воскресенья то! – бурчал Дмитрий.

Молитвы и псалмопения были в лагере делом обычным и обязательным. Лишь очень немногие не принимали в них участия. Дмитрий, хотя и ворчал, был в общем то доволен: можно было отвести душу в дружеской беседе с Петром – теперь им это не часто удавалось.

Оставаясь вдвоем, они всегда говорили друг с другом по русски; Африка, как ни ряди, все же оставалась чужбиной; хоть мало, да тешилось сердце звуками кровной, родимой речи. Правда, странное дело, многие слова стали не то что забываться, а как то не шли на язык. Видно, сказывалось влияние чужих речений, разговор получался похожим на книжный. Особенно заметно это было у Петра. Недаром, видно, в свое время Петерсон, встретив земляков, чуть не до слез восхитился полузабытым расейским «антиресно». «Скоро и нам, – с горечью подумывал Петр, – в милую диковинку покажутся некоторые родные слова…»

– Гармошку бы сюда, – сказал Дмитрий, – да рвануть частушечки, а? – И зарокотал густым басом:

 

Ягодиночка на льдиночке,

А я на берегу…

 

Петр с шутейной ужимкой подхватил:

 

Ой, милый, брось ко мне тесиночку,

К тебе перебегу.

 

– Не по нашему они воюют, – неожиданно сменил тему Дмитрий. – Будь бы здесь русаки вчера – ударили б в штыки, казаки с саблями вперед, да и гнать, гнать англичан что ни на есть в самое море… Эхма! Долго, думаешь, Петро, повоюем?

– Боюсь, долго. Мы тянем, а Британия войска подваливает. Ты вот верно соображаешь: нападать надо, гнать врага, а мы топчемся на месте. Сдался нам на что то этот Ледисмит!

– Мужики у нас в команде поговаривают, до дому бы вернуться надо, хоть на время: урожай скоро снимать.

– Так и дадут англичане мирным делом заняться!

– Не дадут, это конечно. Я то же самое говорил…

Они замолчали… В стороне, где располагался штаб Бота, вдруг ахнул ружейный выстрел, потом второй. К лесу на левом фланге промчался всадник, но вскоре вернулся неторопливой рысью. Друзья узнали в нем Коуперса. Петр свистнул ему, замахал руками. Ян подъехал.

– Что за шум во время молитвы? – со смешком поинтересовался Дмитрий.

– Офицерик один английский сбежал. Зазевались наши, он на коня – и был таков. Я вот сунулся, а он уже в лесу. Ловкий черт!

– Боевой, видать, офицер.

– Если бы! – скривил рот Ян. – Журналист какой то, щелкопер.

– Э! – сказал Дмитрий. – Уж не мой ли Черчилль?

Дмитрий не ошибся. Уже через несколько дней газеты Англии зашумели на все лады о дерзком побеге из бурского плена корреспондента «Дейли ньюс» Уинстона Черчилля. Генерал Бота, рассердившись, приказал немедля отправить всех пленных в Преторию: там их уже скопилось, говорили, более десяти тысяч. Комманданту Бозе – он уже стал коммандантом – было поручено выделить конвой. Старый Артур решил воспользоваться случаем, чтобы проверить, в порядке ли его рудник и дом. Потому то в числе конвойных в Преторию отправился и зять Бозе, новоиспеченный капрал Дик Бороздин.