Одним словом, Ауристела час от часу таяла, так что близкие уже не надеялись на ее выздоровление. В сих обстоятельствах один лишь Периандр оставался в одиночестве: он один не терял присутствия духа, он один по-прежнему был в нее влюблен, он один бесстрашно противостал враждебному року и самой смерти, которая вслед за Ауристелой неминуемо сразила бы и его.

Две недели ждал герцог Намюрский улучшения в состоянии Ауристелы, каждый день расспрашивал врачей, но ни один врач не мог ему сказать ничего определенного, ибо никто не знал причины ее недуга. Наконец герцог, к тому же еще заметив, что француженки перестали обращать на него внимание, видя, что место ангела света, до сих пор охранявшего Ауристелу, заступил ангел тьмы, заранее придумал такие уловки, которые хотя бы отчасти его извиняли, и, явившись к больной Ауристеле, в присутствии Периандра ей объявил:

— Враждебный рок воспрепятствовал мне, прелестная сеньора, сочетаться с вами законным браком, и прежде нежели отчаяние погубит мою душу, — а жизнь мою оно уже погубило, — я намерен попытать счастья на иной стезе, хотя чувствую, что, несмотря на все мои усилия, счастье мне уже не улыбнется, — напротив того: со мной неминучая стрясется беда, хотя я ее и не накликáл, и я погибну и умру уже не от отчаяния, но от горя. Меня зовет к себе моя мать; она сыскала мне невесту; я намерен исполнить ее волю; однако ж я нарочно так долго буду в дороге, что смерть успеет меня настигнуть, ибо меня все время будут преследовать воспоминания о вашей красоте и мысль о вашей болезни… лишь бы, бог дал, не о вашей кончине.

При этих словах герцог даже выдавил из себя несколько слезинок.

Ауристела ничего не смогла ему ответить, а может быть, просто не захотела разговаривать с ним в присутствии Периандра — вместо ответа она сунула руку под подушку, достала портрет и отдала его герцогу, герцог же поцеловал ей руки за столь великую милость, но в это мгновение к портрету потянулся Периандр и, взяв его у герцога, молвил:

— Если вам это не очень обидно, ваша светлость, то ради всего святого отдайте его мне, тогда я сумею сдержать данное мною слово: если я его сдержу, то вам от этого не будет ущерба; если же не сдержу, то я понесу ущерб великий.

Герцог рассыпался в любезностях: он-де готов отдать ему не только портрет, а и все свое достояние, и честь, и жизнь, одним словом то, что у него есть, и даже то, чего у него нет, однако ж, прощаясь с Периандром и Ауристелой, он был твердо уверен, что прощается с ними навсегда. Таков был сей расчетливый любовник, — быть может, первый из любовников, который крепко держал случай за вихор.

Все эти события, казалось бы, могли убедить Арнальда, сколь неосновательны были его надежды и как печально окончатся долгие его странствия, ибо, повторяем, смерть стояла у изголовья Ауристелы, и точно: у Арнальда был большой соблазн последовать за герцогом, но только не в буквальном смысле, — соблазн проститься с Ауристелой и Периандром и возвратиться в Данию. Однако ж любовь к Ауристеле и душевное его благородство не позволили ему лишить Периандра дружеского своего участия и бросить Ауристелу в последние минуты ее жизни, — напротив того: вновь ее посетив, он подтвердил свое намерение на ней жениться; несмотря на обуревавшие его сомнения, он продолжал верить в лучший исход.

Глава десятая

Ипполита ликовала: искусство бесчеловечной Джулии действовало наверняка — за одну неделю Ауристела так изменилась, что ее можно было узнать только по звуку голоса, каковое обстоятельство приводило в недоумение врачей и удручало близких. Француженки беспокоились за Ауристелу как за родную любимую сестру, всех более — Фелис Флора: она питала к Ауристеле особую нежность.