Вдруг князь вздрогнул от страшной мысли, что уже скоро придёт день, когда он посмотрится в это зеркало в последний раз! Ему пятьдесят, и никакая молодая жена не вернёт его собственную молодость. Василий отчётливо осознал, что близится самое страшное расставание — с самим собой. Старая неутихающая обида на несправедливую судьбу с новой силой захлестнула его. Чем прогневил Господа, что ему не дано счастья отцовства? Счастлив был с Соломонией, хорошая жена ему досталась, только детей не родила. Мог бы оставить престол младшим братьям, но почему-то упорно не желал. Развёлся с Соломонией и женился на другой — молодой красавице Елене Глинской. Но прошло уже больше трёх лет, а ребёнка как не было, так и нет. Иногда хотелось крикнуть, подняв руки к небу:

   — За что, Господи?!!!

Лукавил князь, знал он за собой большой грех, даже не один. Ведь не его, не своего сына венчал на царство великий князь Иван Васильевич, а племянника Дмитрия. Но где теперь Дмитрий? Ладно бы просто власть у него отнял князь Василий, так ведь посадил в темницу, уморил голодом. Но как он мог оставить Дмитрия в живых? Ведь не настанет тишина в государстве, пока он жив, его именем замышлялись бы против Василия всякие козни.

Выходит, ради власти лишил он жизни княжича? Какой это грех — княжий или человеческий? Для себя он давно понял, что и тот, и другой. Правителю многое позволено его рождением, его властью. Многое, но не всё. Видно, переступил черту Василий, потому и наказан самым дорогим — бездетностью. Но в глубине души он понимал, что, случись выбирать, поступил бы так же.

А ещё Соломония... Князь Василий знал, что это его самый большой и непоправимый грех — предательство любящей и верной жены. Задумал вдруг жениться, а куда прежнюю супругу девать? Шигона подсказал: в монастырь. Только надо, чтоб и монастырь был хорошим, и княгиня согласилась.

Бывали минуты, когда Соломония в отчаянии сама говорила о таком, мол, приму постриг, чтобы тебя освободить. Василий схватился за эту мысль, стал строить женский Новодевичий монастырь, строго следил, чтоб всё было добротно и даже богато, часто общался с настоятельницей. Только против обыкновения Соломонию туда с собой не звал, а ведь всегда вместе на богомолье ездили. Боялся князь встретиться там с женой глазами, зная, что она всё поймёт. Может, и без того поняла?

А когда он из поездки вернулся, всё закрутилось, отчего-то подгонял всё тот же Шигона. Василий смалодушничал и позволил начать следственное дело о колдовстве Соломонии. Никто не поверил в это, но послушно наговорили на княгиню многие. Сам Василий не встречался с женой, не мог смотреть в её глаза, к тому же весь был поглощён мыслями о предстоящей женитьбе.

А потом был ужас от сознания содеянного, потому как в монастыре Соломония родила младенца! При дознании выяснилось, что две боярыни давно твердили, что княгиня тяжела, мол, потому и постриг принимать отказывалась. Да и Шигона знал! Жён Георгия Малого и Якова Мазура били за то, что вовремя не донесли, Шигону князь бросил в тюрьму, только что это могло изменить? В монастырь к Соломонии отправил Фёдора Рака с помощниками всё вызнать, но она ответила, что если Василию знать хочется, то пусть сам и приезжает. Бояре привлекли нужных женщин, которые скоро объявили, что у Соломонии, мол, не было детей, не была она-де непраздна! Старица в ответ смеялась:

   — Мой сын по праву великий князь! И все вы недостойны его видеть, а когда он облечётся в величие своё, то отомстит за обиду своей матери!

Знал грех за собой великий князь Василий Иванович, хорошо знал! Мог бы с пристрастием расспросить Шигону, отчего такая спешка с разводом, почему княгиня не желает принимать постриг? Да и сам мог бы её об этом спросить! Ему-то Соломония сказала бы о будущем ребёнке.