– Мне кажется, я не смогу съесть ни кусочка. Совершенно пропал аппетит, – пожаловалась Аннабел.

– Глупости. Хорошая еда и заслуживающая доверия наперсница – это именно то, что тебе нужно.

Пердита подмигнула, и Аннабел не смогла сдержать улыбку. Она с признательностью обняла тетю:

– Ты себе представить не можешь, как я рада, что ты здесь.

Я должен быть очень осторожным. Достаточно закрыть дверь на ключ и выключить свет, чтобы никому и в голову не пришло меня беспокоить. Если бы узнали, они не поняли бы. Иногда я и сам не понимаю, почему я делаю это.

Но я не сумасшедший. Я пытался объяснить ей, но она не слушала. Она сама виновата. Это все ее вина.

Мне жаль, мама. Мне так жаль.

Но почему мне должно быть жаль? Я не должен оправдываться перед ней. Она была не права, считая меня плохим мальчишкой. Больше так не будет. Мне никогда больше не придется просить пощады. Теперь вся власть у меня. Власть над жизнью и смертью.

Ты очень гордилась бы мной, мама. Я увожу их от их страданий, совсем как тебя. Я убиваю их нежно. Ласково. Без боли. Для них намного лучше умереть, чем страдать, как это было с тобой в течение многих лет. Разве ты не говорила, что тебе лучше умереть, чем жить в таких мучениях?

Мои глаза привыкли к темноте, но свет луны слишком слабый. Если я достану ящичек, то, чтобы взглянуть на свои сувениры, мне придется воспользоваться фонариком. Но нужно будет вести себя очень тихо. Я не хочу, чтобы кто-нибудь, проходя мимо моей комнаты, понял, что я еще не сплю.

Может, не стоит доставать ящичек из укромного места, в которое я его припрятал? Ведь прошло всего три дня с тех пор, как я заглядывал в него, когда пополнял свою коллекцию очередным экземпляром.

«Но ты же хочешь посмотреть на них опять? Ты же знаешь, что хочешь, – сказал навязчивый внутренний голос. – В конце концов, поэтому ты и таскаешь этот ящичек с собой, правда? Ты не расстаешься с ним, чтобы можно было посмотреть в любое время, когда захочешь».

Да. Да, конечно. Я могу делать все, что мне захочется. Никто не скажет мне, что я не могу достать ящичек из потайного места, открыть и взглянуть на его содержимое.

Вот так. Иди и возьми большую сумку, потом отстегни клапан на днище.

Это так просто. Большая сумка лежит на полу возле телевизора. Там, где я оставил ее.

Подними ее.

Да, подниму.

Положи на кровать.

Кладу.

Отстегни клапан на днище.

Мне нужен фонарик.

Ты оставил фонарик у телевизора. Протяни руку и возьми его.

Да, конечно.

Только посмотри на эти маленькие стеклянные бутылочки, сияющие желто-белым светом. Их пять. Они стоят в ряд, бок о бок, и они прекрасны.

Мои сувениры.

После того, что я сделал с мамой и с теми другими женщинами, убив их самым мягким способом и избавив от мучений, я заслужил маленький подарок, не так ли? Что-то на память о них.

Я дожидаюсь, когда они умрут и не будут чувствовать боли, прежде чем беру свой приз. Я ни за что не хотел бы причинить кому-то боль, потому что знаю, как это страшно, когда больно. Нехорошо причинять боль.

Что это за звук? Кто-то стоит за дверью?

Нужно убрать мои призы. Я не могу позволить еще кому-то увидеть их. Никто не поймет. Я должен немедленно спрятать их!

Пердита Остин в ярко-бирюзовом восточном халате на плотной шерстяной подкладке лежала в шезлонге в спальне Аннабел. Несмотря на отсутствие макияжа, Пердита и сейчас выглядела моложе своих лет. Никто не дал бы ей больше сорока пяти, хотя Аннабел прекрасно знала, что ее тете уже пятьдесят семь.

В правой руке Пердиты был хрустальный бокал с вином, а на коленях пристроилась тарелка с деликатесами.

– Если ты не съешь хотя бы половину того, что лежит на твоей тарелке, я очень рассержусь на тебя, Анни Белли.