Когда преследователь наконец обнаружил их в крохотном кафе напротив Ла-Канабьер, сложилось впечатление, что парочку это нисколько не удивило. Похоже, Селия смирилась, ибо времени было предостаточно для того, чтобы ускользнуть от когтей кузена своего возлюбленного, но она и не пыталась сделать этого. Она продолжала сидеть вместе с Колином за обшарпанным квадратным столиком и стоически пила кофе с молоком, дрожащими пальцами поднося чашку к губам. Увидев девушку, сэр Джейсон издал страдальческий вздох, желание воткнуть измученную головку пениса между ее губами почти превосходило тщательно отработанное самообладание. Если бы не другие люди, он вполне мог бы так поступить. Это уж точно пробудило бы посетителей сонной маленькой гостиницы!

Действительно, сэр Джейсон не мог бы придумать лучшего выхода на сцену. Когда он подходил к столику этой парочки, колокола Нотр-Дам де ла Гард решили зазвонить. Узнав внушительную фигуру человека, для которого она сделалась сексуальной рабыней, Селия неуверенно встала. После сидения на плетеном стуле на задней части ее бедер проступили красные крестообразные полосы, и это воскресило в памяти сэра Джейсона те случаи, когда он прохаживался ремнем по ее заднице. Конечно, отметины на этих элегантных выпуклостях впоследствии быстро исчезали, не оставляя следов. Хардвик пользовался кожаным ремнем не для того, чтобы причинить девушке боль, а для того чтобы добавить горючего в огненную топку ее заднего прохода… Хотя, если судить по ее недавнему поведению, озорника заслужила более суровое наказание, — наказание, которое не могло ограничиться одним ремнем. И сэру Джейсону как раз предстояло осуществить его.

В этот солнечный марсельский день Селия выбрала себе наряд, который сэр Джейсон не узнал. Он предположил, что она приобрела его недавно, поскольку это легкое тканое платье с узорами васильков и лифом, очерчивавшим контуры ее груди, видно, лучше вписывалось в местный климат, чем строго сшитая одежда, привезенная из Англии. На ногах, ниже каймы, доходившей до колен, не было чулок. Ноги светились и были такими гладкими, что стало ясно — Селия совсем недавно прошлась по ним бритвой, ибо никакой, пусть даже тончайший шелк не мог сравниться с блеском лишенной растительности плоти.

Обнаженные ноги, а также глянцевая часть кожи, не скрытая под хлопчатобумажным нарядом, оказались весьма соблазнительными для мужчины, так долго страдавшего. Среди всех присутствующих в кафе посетителей только один из Хардвиков мог знать, как высоко добралась заточенная сталь лезвия. Обычно сэр Джейсон сам занимался великим обнажением, проводя лезвием вдоль элегантного изгиба икры, поверх неожиданно возникшего бугра колена и двигаясь к робкому треугольнику, отчего у него дух захватывало. С прилежностью, достойной более возвышенных устремлений, он наносил на пушок пену для бритья, в которую заранее добавлял несколько капель масла сандалового дерева. Стоя в артистической позе, сэр Джейсон направлял сталь с такой точностью, что ноги его настороженной добычи сверкали, отполированные до совершенства. Подобная основательная отделка дальше распространялась на выпуклости губ Селии и на глубокую складку между сжатыми ягодицами. Особенное удовольствие ему доставляло раздвигать с нежную плоть ее вульвы, ибо, поступая так, он обнажал такую утонченность, гладкость, которая не нуждалась в бритье. И действительно, этот лакомый кусочек трепетал в большом страхе, а тот, кто явил его взору, кокетливо водил вокруг заточенным краем бритвы, словно чувствуя, что безопасность находится в руках мужчины, руководившего этим инструментом с целеустремленной решительностью.

Что и говорить, приятные воспоминания, однако сэр Джейсон не мог ни на мгновение позволить, чтобы его гнев заглушили контуры лишенных растительности ног или опьяняющие воспоминания о паре роскошных губ, которым движение лезвия могло придать изящество венецианского стекла.