Когда я уходила, она сказала:

— Завтра возвращается муж.

Ох…

Когда я уходила, она сказала:

— Не знаю, когда смогу снова увидеть тебя.

Часто ли она так делает? Дожидается отъезда мужа и ходит по улицам, разыскивая кого-нибудь, вроде меня? У всех в Венеции есть свои слабости и пороки. Возможно, не только в Венеции. Приглашает ли она их ужинать, не сводит с них глаз и не без печали говорит, что не может лечь с ними в постель? Может, такова ее страсть. Страсть к тому, что препятствует страсти. А я сама? В каждой игре может выпасть не та карта. Непредсказуемая, дикая. Ни твердая рука, ни хрустальный шар не позволяют править миром так, как нам хочется. В море бывают свои бури, а на суше свои. Только окна монастыря безмятежно смотрят на то и другое.

Я вернулась к ее дому и постучала в дверь. Женщина слегка приоткрыла ее. Казалось, она удивилась.

— Я женщина, — сказала я, приподняв рубашку и рискуя подхватить катар.

Она улыбнулась.

— Знаю.

Я не пошла домой. Я осталась.

Церкви готовились к Рождеству. Позолотили каждую Мадонну, покрасили каждого Христа. Священники облачились в золото и пурпур, а благовония пахли особенно сладко. Я ходила на службу дважды в день, чтобы погреться за счет Господа. Мне никогда не стыдно греться. Летом я греюсь на солнышке, сидя на стене или железной крышке какого-нибудь нашего колодца, словно левантийская ящерица. Мне нравится нагретое солнцем дерево; когда удается, я беру лодку и целый день лежу на солнце. Тело расслабляется, мысли текут лениво; может быть, именно об этом говорят святые, когда рассказывают о своих трансах? Я видела святых людей из восточных земель. Их нам показывали как-то раз, чтобы возместить убытки, когда законом запретили травить быков собаками. Тела этих людей гибки, но я слыхала, что это от пищи.

Конечно, нежиться на солнышке — никакая не святость, но если результат тот же, какая разница? Не станет же Господь возражать. В Ветхом Завете говорится, что цель оправдывает средства. Мы, венецианцы, народ практичный и хорошо понимаем это.

Сейчас солнце ушло, и приходиться нежиться иначе. Греться в церкви можно бесплатно. Здесь радостно и уютно, и можно не обращать внимания на остальное. Рождество — это не Пасха. Я никогда не хожу в церковь на Пасху. Там слишком мрачно, а на улице солнышко.

Если бы мне захотелось исповедаться, в чем бы я покаялась? Что ношу чужое платье? Но то же делал Господь и до сих пор делают священники.

Что ворую? Но то же делал Господь и до сих пор делают священники.

Что люблю?

Моя любовь на Рождество уехала из города. Они всегда так делают. Он и она. Я думала, что буду переживать, но желудок и грудь у меня были набиты каменьями лишь первые несколько дней, а потом я была счастлива. Мне было почти легко. Я виделась со старыми подругами и ходила едва ли не прежней уверенной походкой. Наши тайные встречи прекратились. Больше не нужно выкраивать время. Как-то целую неделю она завтракала по два раза на день. Один раз дома и один со мной. Один раз в гостиной, второй — на Площади. А после обед превращался в пытку.

Она обожает театр, а поскольку мужу зрелища не доставляют никакого удовольствия, она ходит одна. Долгое время она смотрела только первые действия. А в антракте уходила ко мне.

В Венеции полно мальчишек, готовых передать записку в жаждущие руки. В часы, когда нельзя было видеться, мы отправляли друг другу жаркие любовные послания. В часы, когда видеться было можно, наша страсть полыхала вовсю.

Она наряжается для меня. Я всегда видела ее в новых платьях.

Сейчас я предана лишь самой себе. Думаю только о себе, встаю когда хочу, а не просыпаюсь на рассвете только ради того, чтобы посмотреть, как она будет открывать ставни. Флиртую с официантами, игроками и помню, что мне это в радость.