И тут меня осенило.

Ведь этот диск — Оксанин, она его прятала, наверняка она же его записала, значит, нужное мне устройство должно быть у нее дома. Во всяком случае, компьютер у нее точно был, я его видела собственными глазами.

Значит, нужно снова идти к ней домой! Тем более что у меня есть ключ от ее квартиры.

Конечно, это было глупо, рискованно, необдуманно — но во мне, наверно, опять проснулась мамина наследственность, я снова начала действовать раньше, чем думать.

Правда, прежде чем идти на это опасное дело, я немного изменила свою внешность. У меня никаких шмоток не было, поэтому я, плюнув на все приличия, вторглась в комнату свекрови и распахнула ее шкаф.

В конце концов, она наговорила обо мне столько гадостей, что мне сам бог велел хотя бы отчасти оправдать свою ужасную репутацию.

Первое, что я увидела в платяном шкафу Веры Анатольевны, была шляпа.

Это была самая сногсшибательная шляпа, которую я когда-либо видела. Она была сделана из светлой соломки, с широкими полями, и сверху на ней лежало килограмма полтора искусственных фруктов. Там были и персики, и груши, и румяное яблоко сорта «Слава победителю», и гроздь винограда. А еще с этой шляпы свисала вуаль.

Я ни разу не видела, чтобы свекровь надевала это удивительное сооружение. Должно быть, боялась, что ее тут же госпитализируют. Больше того, я не представляла, в каком состоянии она могла его приобрести. Хотя, возможно, эта шляпа досталась ей от матери, а той — от ее матери, и так переходила в их семье из поколения в поколение, как символ наследственного помешательства...

Но в моем случае шляпа была именно то, что надо. В ней меня точно никто не узнает. Особенно если опустить вуаль.

Я схватила шляпу и бросилась на улицу, на всякий случай не взглянув на себя в зеркало. Я боялась, что, если увижу свое отражение, решимость меня покинет.

Перед тем как выйти из подъезда, я опустила вуаль.

К счастью, возле дома никого из знакомых не было.

Однако на Старо-Петергофском проспекте было довольно оживленно. Я быстро шагала, скромно опустив глаза. Сначала навстречу мне попался мужчина с красивым рыжим сеттером. Сеттер, увидев меня, сделал стойку, поднял переднюю лапу и возбужденно залаял. Хозяин испуганно покосился на меня, потянул пса за поводок и вполголоса пробормотал:

— Пойдем, Джерри, сейчас еще не сезон!

Следующей шла молодая женщина с девочкой лет четырех. Девочка резко остановилась, показала на меня пальцем и громко сказала:

— Мама, дай ягодку!

Мать что-то прошептала на ухо своему сокровищу, неприязненно посмотрела в мою сторону и прибавила ходу.

Затем на меня уставились две очень похожие миниатюрные старушки.

— Ты помнишь Мусю? — сказала одна из них другой. — У нее была такая же шляпа в тысяча девятьсот...

— А говорят, что молодежь вульгарно одевается! — подхватила ее подруга. — Вот ведь, бывают отрадные исключения!

Еще одна тетка при виде моей шляпы испуганно попятилась и села на урну, дядечка средних лет попытался подать мне пять рублей, а две девчонки лет пятнадцати проводили меня завистливыми взглядами и хором протянули:

— Прикольно!

Наконец я добралась до Оксаниного дома.

С облегченным вздохом юркнула в подъезд и взлетела вверх по лестнице.

Перед дверью на секунду заколебалась. Ключ от квартиры уже был у меня в руке, но все же, движимая внезапно проснувшейся предусмотрительностью, я надавила на кнопку звонка.

И за дверью раздался озабоченный женский голос:

— Иду, иду!

Я торопливо спрятала ключ в карман и откинула вуаль. Конечно, стоило бы снять шляпу, но стоять с ней в руках мне тоже как-то не улыбалось.