Необходимо отметить, что Кетлинский мыслил действительно масштабно и жил не одним днем, а старался смотреть и в будущее. К примеру, его весьма интересовало экономическое будущее Кольского полуострова. Так по поручению Кетлинского, инженер Цинзерлинг произвел обследование пригодной для земледелия земли в районе Кольского залива, от реки Печенги до норвежских пределов, а кроме этого, по реке Туломе до Нотоозера. Помимо этого Кетлинский надеялся в недалеком будущем начать строительство в Мурманском крае различных промышленных предприятий, так как заселение края шло в то время весьма интенсивно. Главным достоинством Мурманска же он по праву считал его незамерзающий порт.

По докладам председателя Центромура Самохина, контр-адмирал Кетлинский был убежденным противником господства частного капитала в экономике края. В основополагающей отрасли края — рыболовстве, он считал необходимым создавать товарищеские артели с привлечением государственного кредита. Говоря другими словами, в плане развития экономики Кетлинский находился на твердых социалистических позициях. Это серьезный аргумент в пользу того, что контр-адмирал не был «непримиримым, но замаскировавшимся противником советской власти». Хотя определенное и недоверие, и непонимание к ней он, вне всяких сомнений испытывал.

Однако до серьезных мирных преобразования края было еще далеко. Пока надо было прежде всего решать вопросы политического устройства.

Впрочем, и здесь Кетлинский повел себя весьма не типично для большинства представителей генералитета того времени. Сразу же безоговорочно признав Второй Всероссийский съезд Советов и избранное им правительство, он в своем приказе от 30 октября 1917 года обнародует телеграммы Керенского и генерала Духонина с призывом не подчиняться советской власти. Однако это обнародование было сопровождено его указаниями на то, что вся полнота власти на Кольском полуострове принадлежит исключительно Ревкому и главнамуру, которые действуют в полном согласии и тесном контакте, и недопустимости вносить «дезорганизацию в ход нормальной работы или вызывать народные волнения». Если Кетлинский был против новой власти, то почему же он тогда фактически открыто встал на ее защиту, по сути дела, сжигая своими указаниями о сохранении верности советской власти за собой все мосты?

Да и призывы Керенского и Духонина контр-адмирал приказал опубликовать, скорее, с целью предупреждения возможных нежелательных инцидентов, чем для их пропаганды.

Одновременно Кетлинский выступил сторонником уставного порядка и строгой дисциплины, что было встречено привыкшей за последние месяцы к анархии матросской массой весьма неоднозначно. Как писал известный мурманский краевед И.Ф. Ушаков: «Кетлинский решительно боролся с расхлябанностью, дезорганизацией управления, пьянством и другими недугами — наследием Февральской революции и нравственного падения значительной части пришлого населения. Многим Кетлинский не нравился. Многие видели в нем скрытого врага нового строя, двурушника или просто считали его классово ненадежным деятелем».

Здесь все логично. Да, Кетлинский признал новую советскую власть, понимая, что сейчас России необходимо хоть какая-то, но все-таки власть, а не безвластие. Именно поэтому он негативно относился к такой заразе, как матросский анархизм, распространившийся тогда по всем флотам и кораблям Борьба за дисциплину, разумеется, популярности среди анархиствующей «братвы» не прибавляла, а вот ненависть и озлобленность наоборот.

Сразу же после первых известий о большевистском перевороте в Петрограде Кетлинский посылает туда своего ближайшего помощника, старшего лейтенанта Г. Веселаго. Тот должен был доставить руководству морского ведомства его доклад «Состояние Мурманской железной дороги к октябрю 1917 г.», в котором был дан полный анализ политической и экономической ситуации в Мурманском крае, а также высказаны предложения на перспективу.