– …Это вы на суде будете объяснять, перед кем вы на работе каждый день – голая… – заржал Ворошилов.

Машка моргнула, словно давая понять: молчи, хоть перед этим уродом не сентиментальничай…

– Ну, что, лапушки мои? В суд пойдете?

– Пойдем… – еле сдерживая слезы, сказала Маша.

– И правильно. За правду нужно биться до конца, – снова заржал Ворошилов. – Тем более что в нашей стране закон – что дышло. Только предупреждаю: суд будет идти года полтора-два… Правильно, Маргарита Альбертовна?.. И даже если вы его выиграете – что не исключено… Что вы получите?.. Некую моральную компенсацию в рублевом эквиваленте. Я не знаю, какой будет курс у. е. на тот день, но то, что я сегодня заработал на дополнительном тираже, сможет мне безболезненно покрыть в будущем все судебные издержки и алименты… Ну, что, целочки, вляпались? Спасибо вам, милые, низкий вам поклон…

* * *

Когда Ника успела всех собрать и объяснить суть разговора с Ворошиловым, я не проследила, только в моей квартире нас был полный комплект – все семь.

Все семь молчали.

Я сняла со стены гитару:

Добегалась, допрыгалась, допелась, долюбилась…

Моя шальная молодость в тумане заблудилась…

– Да ладно тебе, Рита… – маленькая Оля положила мне руку на плечо. – Может, правда в суд подать?..

Я устало отложила инструмент.

– Подать можем. Только ничего не получится.

– Нет судебной перспективы? – уточнила Пчелкина.

– Перспектива есть. Заявление примут. И при хорошем адвокате, даже с учетом этих наших диктофонных записей, где мы сами – заметьте, по доброй воле! – согласились сниматься голыми и готовы, чтобы наши телеса увидел весь мир, – мы его можем выиграть.

– Ну? Так вперед!.. – вдохновилась Катя.

– Скажи, Катюша, тебя устроит сумма в тысячу долларов при условии полного исчезновения из этой жизни?

Катя моргнула непонимающе:

– Тысяча – устроит. Но как это – «при полном исчезновении»?

– А так! В школу тебя на работу теперь уже все равно не возьмут – ты же сама это знаешь… Многие знакомые – отвернутся. А ты, Люсечка, – повернулась я к Пчелкиной, – можешь за тысячу долларов удержать жениха возле подола реабилитированной порнозвезды?

– Его и за миллион возле монашки не удержишь, если не захочет, – вздохнула Мила.

– Вот и я про то… Сволочь Ворошилов прав. Суд будет идти долго – полтора-два года. И в случае выигрыша мы получим на всех какую-то тысячу-полторы у. е. – в лучшем случае. Через два года никто не будет знать, что суд мы выиграли и стали снова белыми и пушистыми. Зато шлейф «шлюхи» за нами навсегда закрепится. И от него мы уже не отмоемся даже за миллион долларов.

– А почему тысячу-полторы? – встряла деловая Ника. – Вот пусть миллион и платит.

– Не заплатит. – Я снова перебрала гитарный аккорд. – Нет таких прецедентов.

– А нравственные страдания? Они что – вообще не учитываются? – Опять Милка вспомнила о своем Косте.

– В практике российского судопроизводства не существует оценки нравственных страданий потерпевшего. Оценка лежит исключительно на плечах судьи. А судья посчитает, что и тысяча долларов – хорошая плата за страдания…

– И выхода нет? – скорбно спросила Маша.

– Через суд – нет. Мы можем наказать его только в частном порядке – собственными силами и средствами.

– Ну, слава Богу! – оживилась Ника.