|
Из Кувейта не уйти — поверь мне, я пробовал. Большой мир за границами не существует — во всём мире теперь есть только этот мёртвый город, в котором мы пленники. Ты можешь сказать, какое сегодня число? Не можешь. Потому что числа нет, как нет и времени. Алекс, мы заперты здесь и обречены на выживание — здесь нельзя умереть, здесь приходится убивать и жить. Сколько всё это уже продолжается? Сколько раз мы уже переживаем всё это? Снова и снова, и снова, и снова… Всё это повторяется раз за разом, и раз за разом мы делаем одно и то в надежде на то, что хоть что-то изменится… Но как сказал Альберт Эйнштейн: безумие — это делать одно и то же, каждый раз ожидая иного результата.
— Да я уже давно понял, что вы безумный псих, полковник. — Я — безумец? — негромко рассмеялся Коннорс. — О, это, безусловно всё упростило бы и облегчило… Но, увы, Алекс, увы… И раз ты не хочешь учиться на моих ошибках — значит, будешь учиться на своих. Иди и придёшь, Алекс. Иди и найдёшь, сержант. Конец связи. Следующий пролёт был разрушен, как и часть стены — похоже, что сюда попали снарядом или ракетой. Возвращаться назад и поискать другой путь? Или рискнуть и прыгнуть? Глоток неприятно тёплой с пластиковым привкусом воды из торчащей у воротника трубочки. И я прыгнул вперёд прежде, чем спел додумать пришедшую в голову мысль, что у меня сотрясение мозга, возможно контузия, и я просто слишком устал, чтобы скакать как макака… До противоположного края я, естественно, не долетел, но зацепился руками в край лестничной площадки, подтянулся и оказался перед покосившейся пластиковой дверью, ведущей куда-то… Куда-то. Открыл дверь. Пространство на секунду мигнуло, а затем всё стало как обычно. Передо мной был коридор — тёмный, грязный и захламлённый. сквозь отверстия в стенах пробивались тонкие лучи света, едва-едва разгоняющие царящий вокруг мрак. С потолка свисали куски пластиковых панелей и оборванные кабеля. Я зашагал вперёд. Вот и треть коридора позади. Длинный, однако. Но буду надеяться, что он выведет меня куда надо… Подвесной потолок коридора заходил ходуном, как будто… как будто там — в пространстве между настоящим потолком и подвесными панелями что-то промчалось. Позади меня с грохотом свалился блок с давным-давно разбитыми люминесцентными лампами. Какого… Сверху, прямо из потолка в меня ударил длинный прямой клинок. Я лишь каким-то чудом успел слегка отклониться в сторону, и лезвие вонзилось не в шею, а отскочило от пластины бронежилета, прорезав ткань на спине. Я отскочил в сторону и выпустил в потолок несколько пуль из автомата. С грохотом обвалилась одна из потолочных панелей, рухнув мне под ноги, а клинок ударил уже из друго места, вновь целясь в меня. Вновь отпрыгнул в сторону, приседая на колено и полосую потолок из «эмки». В темноте мелькнул огонёк трассирующей пули, воздух прочертил дымный след, и я тотчас же прекратил давить на спусковой крючок — спасибо неизвестному «джи-ай», что по традиции зарядил три последних в магазине пули трассирующими, чтобы знать когда боеприпасы подходят к концу. Выход был совсем недалеко, поэтому я забросил автомат за спину, выхватил из кобуры «беретту» и рванул вперёд, на бегу часто и неприцельно стреляя из пистолета через плечо. Я вышиб плечом дверь… И тут же по глазам ударил ослепительное кувейтское солнце. Глаза на секунду ослепли, не видя ничего, кроме сплошного белого света вокруг, но затем зрение вернулось и обрело невероятную чёткость. Вокруг меня завывал ветер и скрежетал ржавый металл. Прямо передо метрах в двадцати находилась вертолётная площадка, на которой застыл тёмно-серый «блэк хок». За прозрачным пластиком остекления кабины — двое пилотов в тяжёлых вертолётных шлемах. |
