Дойл, Си Джей, Кирк, Юрай.

Они смотрели на меня без всякой злобы, разве что с лёгкой укоризной, и молчали. Слова были не нужны — мне незачем было вкладывать в их уста слова, что я не могу сказать себе сам, а могу услышать лишь от других.

— Я по вам скучаю, ребята, — слегка виновато улыбнулся я, доставая «беретту» Фрэнсиса. — Я дурак, да? Подвёл вас и себя под черту… Столько всего натворил… Но надеюсь сегодня всё это кончится. Я так устал… Ребята, вы простите меня?

Где-то высоко в небе родился тяжёлый гул реактивных двигателей, и элитный район Эль-Кувейта — так и недостроенный «Шёлковый остров» с «Башней тысячи и одной ночи» в центре утонул в десятках взрывов.

С неба валились десятки и сотни бомб — обычных фугасок и мощных объёмно-детонирующих, спускающихся на парашютах и ровняющих целые кварталы. Ветер доносил до меня смрадный дым горящего напалма и чесночный запах белого фосфора.

Стена взрывов шла с востока на запад, и приближалась ко мне.

Я снял пистолет с предохранителя, взвёл курок, приставил ствол к правому виску и закрыл глаза.

Простите меня за всё.

Я нажал на спусковой крючок.

62

Я меланхолично брился, стоя перед запотевшим зеркалом.

Провалявшись две недели в госпитале, я на удивление быстро вернулся в строй. Единственной серьёзной проблемой оставалось то, что я не помнил ничего из того, что произошло со мной за предыдущий месяц. Последнее чёткое воспоминание — я вместе со своими ребятами сажусь в «чинук» с экипажем из трёх клоунов, и мы летим в сторону Эль-Кувейта.

Что же случилось после… Этого я уже не знаю. Что, в принципе, не удивительно после получения сотрясения мозга и тяжёлой контузии. В другое время меня бы вообще комиссовали, но сейчас «Академия» не может себе позволить такую роскошь, как раскидываться опытными солдатами в Ираке. Повстанцы уже взяли под свой контроль Мосул и движутся дальше, так что война снова в разгаре.

А Кувейт… Не знаю, что там было. Наша СБ долго и нудно меня допрашивала, но так и не добилась ничего внятного. А чего я им скажу, если и сам ничего толком не могу вспомнить?

Парней жалко. Кроме меня ведь все там погибли, а я даже не знаю как именно… Вроде бы мы попали под обстрел местных повстанцев сразу после высадки, но это всё вилами на воде писано, на самом деле. А я, считай, в рубашке родился, потому как получил сотрясение мозга, тяжёлую контузию, кучу мелких ран, переломы рёбер и проломленный череп, но выжил.

Вот такой я, оказывается, везунчик, мать его…

Потом меня пропесочили по поводу проваленного задания, но и только — начальству на фоне наступления боевиков стало непринципиально карать провинившегося сотрудника. Сейчас было проще бросить меня в гущу битвы, а разбираться уже после, если я выживу… Может, даже и к лучшему, что я всё забыл — меньше знаю, крепче сплю и спрос с меня меньше…

Но иногда…

Иногда мне кажется, что я забыл что-то очень важное…

Моя рука с зажатым в ней бритвенным станком остановилась.

По ту сторону запотевшего зеркало раскинулся охваченный багровым пламенем разрушенный город, засыпанный песком. Чёрное небо рассекала огненная трещина, чьи очертания складывались в силуэт громадной — почти до самых небе исполинской башни.

А посреди всего этого было хоть и размытое, но однозначно моё отражение. Оно было одето в драную и опалёную форму, было весь в крови и смотрело куда-то настолько глубоко в меня, что достигало самых глубин души…

Я моргнул, резко провёл левой рукой по запотевшей поверхности зеркала, и наваждение пропало.

«Но иногда мне кажется, что я забыл что-то очень важное…»

Эпилог

Я лежал и смотрел в усыпанное звёздами небо Карибов, переводя дыхание после долгого рассказа.