Элили, милая… Ничего. Хочешь, я сейчас пойду и перебью всех ваших духов. Всех, до единого! И тебе нечего будет бояться!
Она смотрит на меня огромными распахнутыми глазами. Глупая моя… да и я дурак, давно надо было!
— Я никогда не видел ваших духов, — признаюсь ей. — Только недавно я начал их слышать, потому, что наконец в них поверил. Я бил вашего хатаниш по морде, а он не видел меня, и не тронул. Это не мои сны, Элили, они опасны только для тех, кто их видит. Только для тех, кто боится. Это ваши страхи. А я их не боюсь. Я убью их всех! Ты ведь веришь мне?
— Верю, — серьёзно говорит она.
* * *
— Я сейчас заберу свои вещи и уйду, — рычу я на жреца, который опрометчиво встает на моём пути.
Он отползает в сторону и не решается спорить.
Я достаю, пристёгиваю к поясу меч.
— Куда ты идёшь! — орёт Энундарана у меня за спиной.
— Туда, — я спокойно машу рукой в сторону ущелья.
— Ты же сказал, что идёшь домой!
— Вот сейчас разберусь с вашими демонами, и сразу домой, — обещаю я.
Жрецу хочется схватить, не пустить, ведь по лицу видно, как страшно хочется! Но он боится меня. Я даже сейчас — страшен. Это не надолго, сейчас он побежит, соберёт себе маленькую армию. Будет не пускать. Ничего. Я должен успеть.
А ещё мне срочно, позарез, нужно научиться видеть этих духов, иначе драться не выйдет и не получится убивать. Но ничего. Я научусь, раз надо.
Ни переодеваться у черты, ни мазаться глиной я не хочу, к чему?
Уже слышу топот за спиной, и ускоряю шаг.
— Стой! — кричат они. — Нельзя!
Это им ничего нельзя, а мне можно. Мне теперь всё можно. Главное не испугаться.
Бок отдаётся болью на каждом шагу, но выбора уже нет. Я смогу.
Стражи шарахаются от меня.
Я влезаю на каменистый вал, вытаскиваю из ножен меч, и сталь звенит в напряжённой тишине.
— Эй, демоны! Идите сюда! — ору во всё горло.
И они идут. Я слышу, как ущелье отзывается дружным рёвом. Вглядываюсь, до рези в глазах, но не вижу ничего. Интересно, они видят меня?
Сейчас нельзя об этом думать, иначе начнёшь бояться.
Мухи! Над ними должны виться мухи! Смотри!
Толпа, во главе со жрецом, замерла у меня за спиной, за чертой. Они не посмеют сюда сунуться. Это хорошо.
Вот он, первый, идёт, уже близко. Я слышу сопение и тяжёлые шаги. Слышу шорох песка. Демоны! Я даже вижу следы на песке! И мухи, те самые мухи!
Приготовиться, перехватить поудобнее меч. И только сейчас я понимаю, что не учёл одного: они, вся эта толпа за спиной, твёрдо верят, что голодный хатаниш сейчас разорвёт меня в клочья. И только я один верю, что будет не так. Не я против духа, а я — против толпы. Их страх — против моей уверенности. Хватит ли этой уверенности на них всех?
Хватит. Должно. Иначе никак. Выбора всё равно нет.
— Эй, тварь! — говорю я, — я знаю, что ты здесь! Посмотри мне в глаза, я пришёл тебя убить.
И вдох-выдох. Спокойно, главное спокойно сейчас… Вдох-выдох.
Тварь рычит, припадает к земле, сейчас кинется! Я вижу, как взвился песок из-под её когтей. Я выставляю меч вперёд, на звук, на рык. И почти сразу чувствую, как тяжёлая туша повисла у меня на руках. Чувствую удар огромных когтей, и широкие кровавые борозды ползут по плечу. Хатаниш! Тварь! Я наконец вижу его! Он бьётся в предсмертной агонии, мой меч вошёл ему в грудь.
Я сбрасываю его на землю, выдёргиваю клинок и снова бью. Вонючая чёрная голова катится прочь.
Хочется перевести дух, но тварь дёргается, кажется, сейчас встанет. |