– С самого начала. С тех самых пор, как мы его подобрали.

– Не считая времени, пока он спал, – уточнила Лиз.

– Он терял сознание?

– Нет.

– Была тошнота, рвота?

– Нет.

– И где же вы нашли его? В районе Корасон‑каньона?

– Приблизительно в пяти‑десяти милях дальше.

– Там, пожалуй, ничего нет, – сказала врач.

– Вы знаете эти места? – удивился Бэйкер.

– Я там выросла. – Она чуть заметно улыбнулась.

Старика ввезли через распахивающиеся на обе стороны двери; он все так же продолжал выкрикивать рифмованную бессмыслицу.

– Если вы подождете здесь, то я вернусь к вам, как только что‑то узнаю. Это, вероятно, потребует времени. Вы могли бы тем временем поесть.

* * *

Беверли Цоси имела постоянную работу в Университетской клинике Альбукерке, но в последнее время каждую неделю на два дня приезжала в Галлап, чтобы ухаживать за престарелой бабушкой, и в эти дни ради дополнительного заработка дежурила подменным врачом в травматологическом отделении больницы МакКинли. Ей нравилась больница МакКинли, смело окрашенная ярко‑красными и кремовыми полосами. Больница вела большую работу на благо местной общины. А Беверли любила Галлап; этот город был куда меньше, чем Альбукерке, и к тому же здесь, в местах обитания своих предков, она чувствовала себя гораздо лучше.

Как правило, в травматологическом отделении было довольно тихо. И поэтому появление этого взвинченного крикливого старика вызвало изрядные волнения. Откинув занавеску, Беверли вошла в бокс, где санитары уже успели снять с больного его коричневый войлочный халат или плащ. Но старик сопротивлялся, и санитары были вынуждены оставить его связанным. Его джинсы и клетчатую рубашку пришлось разрезать.

Нэнси Худ, старшая медсестра отделения, сказала, что это не имело никакого значения, потому что его рубашка все равно была непоправимо испорчена: на кармане была пришита бесформенная заплата из другого материала.

– Он когда‑то порвал рубашку и пришил сюда этот клок. Если вас интересует мое мнение, это была никудышная работа.

– Нет, – возразил один из санитаров, разглядывая рубашку. – Сюда ничего не пришивалось, это один кусок ткани. Очень странно, но кусок не подходит потому, что одна сторона у него куда больше другой…

– Так или иначе, но он этого не заметит, – констатировала Нэнси Худ, бросив погубленную рубашку на пол. – Вы хотите попытаться обследовать его? – обратилась она к Цоси.

Больной продолжал реагировать довольно буйно.

– Пока нет. Давайте поставим ему капельницы в обе руки. И осмотрите его карманы. Проверьте, нет ли у него хоть каких‑нибудь документов. Если ничего не окажется, снимите у него отпечатки пальцев и отправьте факсом в Вашингтон – вдруг там его смогут идентифицировать по базе данных.

* * *

Спустя двадцать минут Беверли Цоси уже занималась с мальчиком, сломавшим руку, поскользнувшись во время перебежки на третью базу при игре в бейсбол. Этот ребенок в очках казался несколько туповатым, но явно гордился своей спортивной травмой.

– Мы обыскали вещи этого Джона Доу [10], – сообщила, открыв дверь, Нэнси Худ.

– И что же?

– Ничего полезного. Ни бумажника, ни кредитных карточек, ни ключей. Вот единственная вещь, которая у него оказалась. – Она протянула Беверли свернутый клочок бумаги. Он напоминал обрывок компьютерной распечатки, где было изображено множество непонятным образом расположенных точек на координатной сетке. Внизу было написано «мон… Ste… mere».